Встала на тормоза, добавила мощности, отпустила, покатила и... Лечу... Блин! Вот ничего же ещё не сделала... Да! Летучий самолётик... Вниз не хочет, пришлось
сбрасывать обороты... Развернулась и пошла на подлёты. На третьем подлёте уже поймала ощущения и момент отрыва. С пятого ушла на пилотаж...
Обзор куда лучше, чем был у Барбоса, никакого нагромождения сзади, хотя в искривлённый выпуклый плекс, в который вставлен авиационный пулемёт
видимость далеко не идеальная. Но вот то, что нет сверху крыльев под которые приходилось всё время подглядывать очень облегчает осмотр верхней полусферы, хотя к
осмотру из кабины ещё придётся привыкать, это совсем не так, как в очках смотреть из открытой кабины, здесь ещё переплёты остекления мешают. В очках мне гораздо
удобнее, хотя наверно это не удобство, а привычка...
Кручу головой, смотрю во все стороны и ЛЕЧУ!!! Я снова в небе! Я ЛЕЧУ! Перевела элероны в полётное положение, теперь они работают как обычные элероны,
убрала закрылки, предкрылки в первом полёте решила не трогать, они нужны только для увеличения скорости, а при малых скоростях не мешают, скорее наоборот. С
предкрылками и триммерами буду разбираться в следующий раз, сегодня я в первом полёте знакомлюсь с моим Тотошкой.
И правда уже моим, я за эти дни его весь облазила, всё посмотрела, ручками своими потрогала. Когда я первый раз к нему подошла и оказалось, что
порожек кабины на высоте почти полтора метра, я в ступор впала, первая мысль возникла, что мне лесенку теперь с собой возить придётся... Оказалось всё проще, на задней
нижней опоре шасси есть специальный штырь на косынке, в качестве ступеньки, а второй шаг либо на подкос крыла, либо сразу в кабину, если ноги длинные. Вообще, этих
опорных штырей оказалось несколько, не только для залезания в кабину, но и для подъёма на верх крыла к бакам и кабине, для доступа к мотору. Вот, чего у немцев не
отнять, так это продуманности и удобства, особенно в мелочах. Если где-то какая-то непонятная фигулина торчит, то можно дать голову на отсечение, что она для чего-то
нужна и торчит здесь специально, а не потому, что кто-то забыл этот излишек на заводе срезать. Вообще, когда познакомилась ближе с устройством Тотошки, то прониклась
его живучестью и ремонтопригодностью, которыми он едва ли сильно уступает У-двасику, вопрос только в том, что некоторые уникальные немецкие узлы на заводе не закажешь.
А использование тех же привычных материалов только увеличивает этот актив. И если на Барбосе изначально стоял полковой номер двадцать шесть, то теперь получив полную
свободу в этом вопросе я попросила нарисовать на Тотошке девятку, как у капитана Титаренко в фильме. Панкратов хотел семёрку, или двадцать семь, дескать цифра
красивая, да и у Ивана двадцать четыре на самолёте, но потом сошлись на девятке, которая красуется теперь сразу за звёздами на хвостовой части.