Иногда мне казалось, что я слышу звуки. Большинство оказывалось плодом воображения, но раз или два я была уверена, что они существуют. Неясные шорохи, разносящиеся ползком, отражаясь от сухой земли. Я останавливала дыхание и сливалась с темнотой. И зловещие звуки уходили в сторону — так медленно, что я чуть не синела от удушья, пока не позволяла себе начать дышать снова.
Умом я понимала, что, восседая на месте, расписываюсь под собственным приговором. Бездвижность означала поражение; нужно было идти хоть куда-то, и тогда у меня был бы крошечный шанс на случайное спасение. Но я не могла. Усталость и отчаяние заставили разум оцепенеть. Я считала минуты и часы, развлекаясь наблюдением за ненастоящими искрами.
И снова звук. На этот раз — не шорох и не шелест, а тихое потрескивание. Будто кто-то скребёт когтями по сводам. Звук пришёл слева и уплыл в противоположную сторону, не приближаясь ко мне. Я бесшумно выдохнула. Обошлось.
«В конце концов, ты будешь рада этому потрескиванию, — подумала я. — Когда голод и жажда сделают своё дело, ты сама пойдешь у звуку в поисках быстрой смерти».
И испугалась собственных мыслей.
«Боже мой, что ты такое говоришь?».
Конечно, я не пропаду здесь. Я выберусь отсюда. Встану и пойду, только… не сейчас.
Воспоминание о ритмичном потрескивании в темноте вызвало невольные ассоциации с тиканьем часов. Я опять вспомнила папину сказку про часы, ход которых вращал мир. По последним сведениям, эта реликвия хранилась на рабочем месте отца за застеклённой витриной.
Помнится, я осталась недовольна сказкой. У историй, которые рассказывала мать, бывал другой конец — «хорошие» всегда побеждали «плохих» и устраивали пир на весь мир. Следующим утром я спросила отца, правильно ли он пересказал мне конец. Отец посмотрел на меня как-то странно — вроде бы удивлённо, но, как мне показалось, он обрадовался вопросу, — и ответил, что сказка такова, как есть, и тут ничего не изменишь. Я повторила вопрос тем вечером, потом следующим утром. Тут он понял, что я категорически не соглашусь со столь несчастливым завершением истории, и признался, что не досказал того, что было В САМОМ-САМОМ КОНЦЕ. Я радостно захлопала в ладоши и немедленно потребовала продолжения.
Конечно, королевство не пало. Война, начатая колдуном, была долгой и кровопролитной. Прошёл не один год и даже не одно десятилетие, прежде чем торжество зла пошло на спад, и оставшиеся в живых люди начали браться за ум. Страна лежала в развалинах — но нашлись те, кто взялись за возрождение славного королевства из руин. Дело было трудное; прежде чем королевский флаг снова начал гордо развеваться над дворцом, пало немало добрых людей. Но это в итоге случилось. Страна начала новую жизнь, стараясь не вспоминать о прошлом и с надеждой глядя в туманное будущее.