«Заперла ли я дверь? — вдруг подумала я. — Наверное, нет… ОНО может войти!».
Пришлось встать и направиться в прихожую, чтобы закрыть входную дверь на железный засов. Отец никогда не пренебрегал безопасностью. Такой же засов он установил у себя на работе. Тогда это казалось немного странным, но сейчас я поняла его мотивы.
Я прислушивалась, держась руками за металлический засов и приложив ухо к двери. На лестничной площадке было тихо. Никто не ломанулся наверх, круша перила, и тот жуткий смех тоже не тревожил уши. Я закрыла глаза. Похоже, удалось оторваться…
«Но ОНО видело тебя. Видело, как ты вбежала в этот дом. Теперь ОНО в курсе, где ты живёшь, и сможет навестить тебя, когда ему захочется».
Как я ненавидела в эти мгновения свою вторую половину, которая всегда оставалась циничной и, кажется, упивалась тем, что пугает меня до полусмерти!.. Приказывать ей заткнуться было бесполезно — несмотря на всю свою вредность, она говорила истину. Если я сама ещё сомневалась в реальности только что увиденного, то она уже знала, что ОНО существует — чудовище, которое делило со мной в городе кров этой ночи. Может быть, именно на его совести были жизни многих детей, которых утащила в непроглядную мглу мохнатая лапа из-под кровати. Я видела его жертву, бедную собаку, смятую могучей силой. Должно быть, ОНО развлекалось, пугая меня. Выследило меня давным-давно и играло со мной, как хищник со слабой добычей, зная, что я никуда не убегу.
Никуда?
Я оторвалась от двери и вошла в гостиную, всё ещё тяжело дыша. Жёлтое пламя свеч подрагивало. На диване лежали обёртки от картофельных чипсов, съеденных накануне. Подушка упала на пол, когда я вставала. Я ощутила, насколько ненадёжны уют и безопасность, воссозданные мной в пределах гостиной. Одно дуновение, свечи погаснут, и квартира ничем не будет отличаться от других жутких местечек, где властвует темнота.
Здесь было опасно. Опасно, как нигде более.
«Мне нужно уходить, — в панике подумала я. — Уходить, и как можно быстрее.»
Прощание с родным гнёздышком не заняло много времени. В фильмах в такие моменты играет музыка, и по лицу героев крупным планом катятся слёзы. В моём случае ни музыки, ни оператора не было. Я ждала наплыва грусти, когда в последний раз оглядывала дом, где жила двадцать лет, но не дождалась. Страх перед неизвестным был, и какой-то нездоровый подъём духа тоже имелся, но не грусть. Я навела луч фонаря на потухшие свечи, вздохнула и повернулась к двери. Переступила за порог, прошла горловину коридора и стала спускаться.
На этот раз я была обута в кроссовки. Учитывая, по каким местам мне предстояло идти, разумнее было бы выбрать непромокаемые сапоги, но они были слишком тяжелы — в них я выдохлась бы за считанные минуты. Тёплые брюки и шерстяной свитер — теперь холод мне не страшен. Я взяла с собой и вязаную шапочку, но пока положила её в зелёный рюкзак — шапка закрывала уши, а слух мне был нужен. Кроме шапки, в рюкзаке лежали перчатки, спички, ножи, блок батарей для фонаря, мелочи, которые я посчитала потенциально пригодными (вроде гигиенических тампонов), пайки сухой еды и питьё в бутылках. Рюкзак ощутимо тянул спину, но я вчера провела целых три часа, расхаживая с ним в полном облачении из прихожей в гостиную и обратно, и убедилась, что расход сил не катастрофичен. Если отдыхать через разумные промежутки времени, то передвигаться буду вполне сносно. Посмотрев на себя в зеркале в ванной комнате, я не удержалась и фыркнула. Двойница за стеклом превратилась в завсегдатая альпинистского кружка.