Я выбежала из коридора, пересекла залу, выскочила из замка через прикотрытую дверь. Перепрыгивая через ступеньки, спустилась по лестнице, прошла мимо каменных львов, которые сторожили подступы к проклятой обители. Тут я остановилась, чтобы перевести дыхание. Всё хорошо. Я выбралась. Больше ничего мне не грозит.
Велико было желание идти прямо к воротам, чтобы скрыться за ними и никогда больше не видеть это каменное строение, но я почему-то обернулась.
Замок был таким же, как несколько часов назад, когда меня покорила его красота. Но как я не замечала ранее, что чёрные окна похожи на глазницы черепа, башни — на рога чёрта, а большой герб, висящий над входом — ни дать ни взять разверзшийся рот? Меня передёрнуло, когда я вспомнила о нечеловеческом, искажённом яростью лице, которое маячило передо мной во сне. Что это было? Какая тёмная сила хотела меня загубить?.. Я не знала. И не хотела знать.
Не желая смотреть на чёрные смоляные очертания замка, я направила луч фонаря вперёд и задержала взгляд на гербе — благо, он был достаточно крупным. Что изображено там, я видела, когда входила — округлый щит, на котором внизу нарисовано восходящее солнце, сверху — полумесяц, опрокидывающийся на спину, а посредине — цветок столетника. Но выгравированную ленту с девизом я в тот раз проглядела. Буквы различить было сложно, но не невозможно.
«Gardner familia magna in tempum vallum».
Я нахмурилась и подалась вперёд, забыв на секунду о призраках и той опасности, которая была в замке. Должно быть, я ошиблась, сказала я себе и прочитала девиз заново. С какой стати моей фамилии находиться на гербе этого покинутого пристанища?
Надпись не изменилась и при повторном чтении. Смысл был для меня совершенно непонятен, но фамилия на гербе принадлежала мне, моей матери и моему отцу; в этом я не сомневалась, несмотря на помутнённый рассудок.
Далеко от замка я не ушла.
Две мили или три — я не считала шаги. Трава, как и раньше, хрустела под ногами, ветер бил по щекам, а Киппи иногда успокаивающе касался шеи своим хвостом — но я воспринимала всё происходящее как-то отстранённо, будто впала в полудрему. Нельзя сказать, что ощущения были в новинку — почти то же самое я испытывала, когда жила в квартире в первые сутки ночи, напрасно надеясь пережить время чёрного савана. Но сейчас чувство отрешённости было сильнее. До этого дня я многого не понимала, но в душе хранила святую уверенность в том, что происходящее можно объяснить — мол, если бы я была умнее, то непременно нашла бы причину ужаса, творящегося вокруг. А теперь… Теперь я не понимала абсолютно ничего. Свет погас; проклятая ночь, наконец, проникла и в мою голову.