Русский царь называет себя нашим доброжелателем. Как это странно: наш «доброжелатель» шестьдесят лет безжалостно проливает нашу кровь!..
Нет, Кавказ будет или нашей любимой колыбелью или нашей могилой, но живыми мы его не отдадим. Лучше гибель, чем рабская жизнь. Не опозорим воинской славы наших предков и не забудем их первейшей заповеди — будь героем или умри!
Считается неприличным в лицо царям говорить горькую правду, но не могу не сказать, что русский царь нам вовсе не друг, а исконный и непримиримый враг и кровник. И напрасно он нас призывает к покорности. Сильные духом умрут, но не покорятся, ну, а если слабые духом, как Хаджи Хаджемуков, и покорятся, то это не опозорит лучшей героической части черкесского народа. Тлебланы, смерть нашим врагам-завоевателям. Да живет и развивается газават! Слава героям!»
Старец замолк. Несколько человек из ближайших рядов крикнули: правда, правда! Эти слова подхватили сотни и тысячи, и скоро все поле огласилось грозным, устрашающим кличем.
Царь испуганно озирался вокруг, его свита волновалась, опасаясь ярости народной.
Но Шуцейско Цейко сделал знак рукой, и постепенно все утихло. Тогда Цейко сказал: «Царь в настоящее время — наш Гость, а Гость — священная особа, и пусть никто не подумает, что абадзехи способны нарушить долг гостеприимства. Пусть народ расходится и ждут указаний своих уполномоченных!»
Народ сразу стал расходиться. Царь попрощался с уполномоченными и уехал в свою ставку.
Уполномоченные в количестве двадцати восьми человек переехали в ближайший Курджипский аул и приступили к обсуждению вопроса о войне.
Записал со слов Сиюхова Сафербия Хакушевича Махмуд Карабатырович Хуажев. Записано в городе Краснодаре: декабря двадцать пятого…»