Лоскутное озеро
Рассказ.
I.
Багрововолосые деревья метались, рвали землю. Обливали кипящей смолой весенние травы. Черной зловещей смолью мазали небо.
Горели леса.
А деревни сгорели.
Мужиков которых убили, которые — в армии. А челядишку — стариков, баб от углея привезли в камыши, к Лоскутному озеру.
Были мужики — в красных и в белых. Над теми, и над другими бабы плакали одинаково.
Утрами озером плыло алогрудое солнце.
А в камышах, еще сидел Анрейша и с ним трое, другой губернии.
На поляну, к народу показываться нельзя: лысобровый старик Хрументил грозился:
— Хотя ты, Анрейша, мне и в роднях, а на глав не лезь, донесу! Дизертеры вы раз, ну и сиди где тебе пологатся.
А полагалось сидеть в камышах.
Сидели. Четыре лошади тоже.
Горевали те трое Томской губернии, жаловались:
— Область наша Томская вся в лесах: как запалят лес, все погорит. Потом, парень, земли у нас деревянные, под пал как раз…
— Деревянный пол только!
— Лесная земля как дерево горит!.. Поди так и пашни новы горели.
Просыпались ночью они часто… Темными каряжистыми руками щупая землю, говорили тихо:
— Орет, от палов должно!..
Прислонял ухо Анрейша: молчала для него земля.
— Дрыхните шишигы, сна на вас нету!
Думал, война покончится, жениться на Варваре. Росло у Варвары высоко над землей большое и крепкое как кедр тело.
Приносила хлеба. Голосом наливным высогрудым стонала:
— Жухлая любовь наша, Анрейша!.. Колды обогрет-то нас?.. Вечно в камышах сидеть будем?..
Ничего утешного не скажешь!
Шуршащими камышами ездил он вокруг лагеря. По-домашнему пахло оттуда лошадьми и ребятами.
«Ничего утешного не скажешь!» И, точно каменные, жилы теснили руки. А ногу теснили, тонкие и сухие как камыш, лошадиные ребра.
Словно большие темные листья носились лагерем старухи. Шептали у колес, у палаток слова, похожие на старинные одежды — широкие и труднопонятные:
— Охлянуться уси каралевства и государства: канец!.. Как значит порешили-порезали царя белова! Пожарища захремят на три летанька, моры-поморища на все жизни до скончаний… а мобыть осмиголовай выплывет из озер зверь залютящиий!..
Плакали-голосили бабы. Гукал злобно с присвистом багровый ветер. Ночами длинными, душными как огневица, дыбилось и рвало берега озеро.
Фыркал ли на все камыши, на полсотню верст, зверь осьмиголовый, медноглазый — не знаю!
Надевал древний старик Хрументил белую рубаху — привезенную из Ерусалима, вздувал кадило. Вокруг лагеря кадил богородской травой, крещенским ладоном.