Визг, гул, ад…
И пред носом опять этот френч.
?
— Бэлла Исаковна просит не ошибиться: ваше обращение к детям должно быть «граждане-товарищи», слово «дети» отнесено к сантиментальным привычкам буржуазии. Извольте идти на эстраду.
Зеньчугов взошел по лесенке на авансцену и как от отчаянной погони кидается человек не глядя в роду, он завопил:
— Граждане-товарищи, дети!
И взвизгнули, и радостным, мышиным писком загомозил весь зал:
— То-ва-ли-си!
И вытянув губы, приготовились повторить все слова Зеньчугова.
Но Боже Мой, какие слова! Ведь Зеньчугов забыл фильму. Помнит он только: Бэлла…
Яростный кинулся френч: Бэлла Исаковна приказала немедленно говорить.
Он диктовал: длинно, размеренно — но вышло хорошо.
Как в гипнозе выпалил Зеньчугов:
— Великодушный слон!
Он рассказал из хрестоматии про слона, как может рассказать лишь один математик, всю жизнь знавший одну свою математику.
Дети были довольны, они поспевали повторять… Как от тысячи ульев гудел театр.
— Пожар охватил хижину. Великодушный слон спас проводника, подвергая опасности собственный хобот.
На хоботе Зеньчугов задержался. Восхвалял всячески непостижимый орган. Увлекся. Правой рукой, изображал его гибкость, пальцами цепкость; пошарил в кармане, бросил на пол окурок, показал, как хоботом слон сумел бы поднять.
И дети за Зеньчуговым все руку вверх, все пальцами все что-то бросили, все сползли на пол…
Бешеный френч подскочил:
— Бэлла Исаковна приказала кончать!
— Я кончаю! — крикнул на полуфразе Зеньчугов и сошел с эстрады.
Бэлла Исаковна стояла тонкая, змеистая, глаза метали молнии, как у гневной богини.
— Для кого это вы сделали секрет из дежурной фильмы? А? Я вас спрашиваю! И причем тут ваш слон вместо болонки Джильды и фокстерьера, вместо видов Аббации и сюжета комического? Дети будут требовать слона. Вы мне сделали скандал. И кому дело до вашего хобота с окурком. Вы мне съехали всех детей на пол!
Маленькие ручки Бэллы Исаковны так и сновали пред глазами Зеньчугова, как бы вознаграждая себя за вынужденную неподвижность, налагаемую этикетом мадам Рекамье.
Адский визг в театре покрыл ее речь. И френч-меркурий, влетел, как бомба — Аббаццию дети не смотрят; кричит весь театр — слона.
— А-а, — как раненая тигрица простонала Бэлла Исаковна и, схватив за рукав Зеньчугова, потащила его к сцене.
— Бэлла Исаковна, — бормотал Зеньчугов, — это все из-за вас, это ваша улыбка, Бэлла Исаковна.
Бэлла Исаковна впервые глянула на Зеньчугова не как на предмет, вдруг поняла, подбородок ее дрогнул и она засмеялась. И не как Рекамье или царица Клеопатра, а просто засмеялась отлично и весело.