— У вас это что на голове, парик?
— Нет, это такая стрижка, в голярне… — Зеньчугов умирал.
— Совсем не в голярне, в перукарне надо стричься. Изуродовали вас… впрочем, сейчас это кстати. Стойте тут за кулисой и слушайте, как я буду исправлять ваш хобот слона и на какую должность я беру вас к заведение.
И чрез минуту грудной красивый голос Бэллы Исаковны сказал громко и отчетливо на весь театр:
— Товарищи-граждане! Ведь вы не скажете, что не бывали в цирке и не видали там клоуна? И неправда ли, рыжего? Рыжий всегда делает то, чего не ожидаешь. У нас в кино такого рыжего будет делать товарищ Зеньчугов. Он нам сейчас нарочно говорил о слоне, чтобы узнать, умные вы дети или нет? Если вы умные дети, так вы посмотрите себе тихо собачек и виды Аббации, а потом товарищ Зеньчугов еще вам расскажет, что ему, как рыжему, войдет в голову. И это будет опять не про то, что в фильме Патэ. И это очень хорошо: вместо одного, у вас выходит два представления. Сейчас выйдет наш рыжий!
И дети, сколько их было в ложах и в партере, завопили: рыжий, рыжий!
А Зеньчугов, сбивая всех с ног, летел что было духу вон из театра.
Темная комната
На местах случайных ночевок, где-нибудь в гостинице, в столовой у знакомых, на вокзале между двумя поездами, — вы даже не оборачиваетесь вокруг своей оси и, закрыв глаза, вряд ли смогли бы в точности представить себе окружающую вас комнату.
Точь в точь так поступил и господин с чемоданом, только что вошедший в помещение, именуемое номером.
Это был именно только «номер», воспроизводивший, без вдохновенья и новизны, бесчисленных своих соседей; тоже длинное стенное зеркало, диван и два кресла, вокруг нелепого стола; та же ширмочка, отделяющая кровать, умывальник и рваный коврик на полу. В окно, раскрытое на юг, лились лучи солнца, и узкие, в трубку свернутые листья миндального дерева качались над самым подоконником. В пролете окна синело такое синее, такое густое небо, словно его раз двадцать просушивали и снова покрывали краской. Господин с чемоданом бросил шляпу на диван, а чемодан, казавшийся подозрительно-легким, — на стол. Сам же, с видом человека, вовсе не заинтересованного окружающей обстановкой, ни на что не глядя, опустился в кресло.
День за окном потухал, и небо постепенно разжижались. Наступил час, когда ветер в приморских городах на миг затихает, и деревья делаются неподвижными. Слабое колыханье миндальных веток остановилось, солнечные лучи пошли косыми, красноватыми полосами куда-то в сторону, а новый постоялец все сидел, не поднимая взгляда. Наконец, он достал из внутреннего кармана уже распечатанный конверт, вынул бумажку и перечитал ее необыкновенно медленно, буква за буквой, несколько раз.