— Минь, а Минь!.. — вдруг негромко окликнул его незнакомый голос.
Он открыл глаза; у изголовья маячил какой-то темный силуэт. Волосы на затылке поднялись дыбом, мелькнула мысль: «Шпики за мной! Это конец!..» Он отшвырнул одеяло: «Бежать? Смириться и стать столбом у кровати?! Сколько примет предвещали сегодня беду! Зря не бежал я, не скрылся. Или уж вовсе пал духом и примирился заранее с арестом, ссылкой, даже со смертью?..»
— Минь! Это я…
Теперь он узнал голос, искаженный одышкой, и у него сразу отлегло от сердца. Страх сменился изумлением. Он пялился в темноту, тщась разглядеть нежданного гостя. Еле сдержав колотившую его дрожь, он прошептал:
— Дядюшка Ти? Вы?! В чем дело? Что-нибудь с женой?
— Да нет, моя половина в порядке. Ты не волнуйся, ничего не случилось!
Чтоб не томить его больше, гость, чьи черты вроде стали определенней и четче, присел рядом с Минем на кровать и положил ему на ладонь сложенный квадратиком лист бумаги.
— Это письмо от Зяу. Ты должен немедленно уйти вместе со мной. Скоро начнутся повальные аресты! Все уже на крючке. Вот ячейка и решила связаться с тобой.
У Миня голова пошла кругом, он чуть не закричал, но сдержался, и голос прозвучал еле слышно:
— Зяу? Какой Зяу?.. Чахоточный, что ли? Вы-то сами вступили в партию, да? Зяу у вас за главного?
— Верно, меня приняли еще до твоего приезда. Уж не знаю, как там у Зяу с чахоткой, только на вид он совсем хилый, послабее даже тебя. Он заходил ко мне разок, но старался с тобой не встретиться.
Рука Миня невольно потянулась к широкой шершавой ладони соседа:
— Товарищ Ти! Я ведь который месяц у вас в доме… Вот уж не думал. Вы, значит, приглядывались ко мне, проверяли… Потом согласились связать меня с ячейкой?.. Я… я ведь…
Руки их встретились в крепком рукопожатии. В глазах дядюшки Ти, прятавшихся под нависшими бровями, затеплились огоньки:
— Ладно, собери поскорей кое-что из одежды, и пойдем. Связной не должен нас ждать.
— Вы уходите вместе со мной?
— Да. Только мне нужно в другое место.
— И с семьей расстаетесь?
— Иначе нельзя.
Серп луны, узкий, как лист орхидеи, — месяц был на исходе[42], — покосился в небе. Мутноватый свет его переливался за окном в темно-зеленых кронах ареков. Минь поднял глаза и сразу встретился взглядом с Ти. Он уставился на соседа, разглядывая круглое его лицо, низкий лоб, темный от щетины подбородок. Простоватое лицо его, серевшее в темноте, не вызывало никаких подозрений. Тщательно взвесив все, Минь понял: не верить соседу нет никаких оснований. Да и сам он здесь не замешан ни в чем; какой смысл его провоцировать? А если тайной полиции понадобилось схватить его, почему бы им не задержать его днем прямо в полицейском управлении, не утруждая себя в такую холодную промозглую ночь ради пустячного дела, не требующего особой секретности? Но он вдруг встревожился за Ти. Сосед-то недавно в подполье, откуда ему знать приемы и хитрости конспирации? Что, если он, сам того не ведая, «раскрылся». И «ищейки» теперь дожидаются, пока он отведет Миня к связному, чтобы выследить, разнюхать все до конца? Бывало ведь и не такое…