Раньше Бинь казалось, будто она не испытывает к Наму ничего, кроме благодарности. Но теперь она поняла, что стала ему настоящей женой, что любит Нама всем сердцем. Потому она и боится за его жизнь.
Однако то, что случилось в последние дни, заставило Бинь посмотреть на мужа иными глазами: Нам совсем не тот человек, которого можно уговорами вернуть на честный путь: он главарь воровской шайки, закоренелый вор, один из тех, кого все честные люди избегают и боятся.
Как тяжко и больно все это понимать! Теперь, когда у Бинь есть кусок хлеба и кров над головой, она терзалась, что из-за ее счастья страдают другие. Но если Бинь могла бросить заведение старой Таи Ше Кау и уйти к Наму, то она никогда не сможет оставить Нама ради спокойной и легкой жизни. Доброта и любовь Нама привязали к нему Бинь навсегда.
Она заплакала и отвернулась, не в силах больше смотреть на мужа. В смятении и страхе думала она о том, что скоро родится ребенок, он будет расти, становиться все смышленее, а жить они будут по-прежнему, и денно и нощно несчастные жертвы Нама будут проклинать их.
Бинь опустила голову на подушку. Мрачные видения снова и снова всплывали в ее памяти. Ветер шумел за окном… И вдруг раздался душераздирающий вопль, полный ужаса и муки. Бинь трясла головой, пытаясь отогнать эти страшные крики, но они звучали все громче и громче и словно острые когти впивались в душу несчастной.
— Иисус! Спаси и помилуй!.. — прошептала Бинь.
Наружная дверь затрещала, Бинь в ужасе вскрикнула. Ей показалось, что кто-то пришел схватить ее. Дрожа всем телом, она звала Нама, стараясь разбудить его. Но он в ответ только отрывисто смеялся во сне, скрежеща зубами. Ему снилось, что в каждой руке он сжимает по остро отточенному ножу, красному от крови…
Уже несколько дней Нам не являлся домой. Бинь не знала, куда он девался, где его искать. Но, конечно, она не ожидала, что его арестовали и бросили в тюрьму.
Весть о том, что Нам из Сайгона погорел, всколыхнула всю хайфонскую братву так же, как раньше слух о Ба Чау Лане, ударившем полицейского ножом в плечо, или молва об ограблении пассажиров, сделанном так красиво, что до сих пор никто не попался.
В маленьком переулке напротив Сада провожаний несколько мелких чертей обступили Тин Хиека. Один — в бесформенной старой шляпе, чудом державшейся на затылке, другой — звеневший медяками в кармане черных штанов, обшитых белой тесьмой, ухмыляясь, спрашивали Тин Хиека:
— Уважаемый Тин! Кто же мог попутать самого Нама?
Тин хмурился и ничего не отвечал. Ему было не до рассказов, он боялся, как бы самому не влипнуть.