— Эх! Будь что будет, приведу лекаря. А погорим, все возьму на себя…
Бинь покачала головой:
— Я тебя умоляю! Послушай меня!
Она осторожно приподняла левую руку и взглянула на ладонь, размозженную колесом поезда. Рука горела от нестерпимой боли под слипшимся пеплом и пропитанными кровью повязками…
Она тяжело вздохнула. Нам, не в силах сдержать волнения, ласково погладил ее по спине.
— Тебе очень больно, да? Давай я все-таки схожу за ним.
Бинь подняла мокрые от слез глаза.
— Нет! Я же сказала тебе, мне совсем не больно!
— А почему ты так побледнела?
Она посмотрела на него и, помедлив, сказала:
— Мне просто тяжело… тяжело, что мы живем в такой нужде. И года не прошло, как стали мы подорожниками[30], а в каких только переделках не побывали. Вот если б раньше… — На глазах у нее показались слезы. Нам молчал, ожидая, пока она заговорит снова. — Когда мы выскочили из тюрьмы в Намдине, ах, если бы ты послушал меня и мы поехали в Каобанг, в Лангшон, или в Уонгби, или в Хонгай и устроились бы хоть на какую-нибудь работу… Не было бы всех этих несчастий…
— Ну, вот опять! — недовольно сказал Нам. — Все уши прожужжала. Если хочешь быть со мной, должна во всем меня слушаться. Иначе дело не пойдет.
— До самой смерти? — зарыдала Бинь.
— До чего угодно! Самое денежное дело — работать на поездах. И чего только ты все время трясешься? Будто не знаешь, в любом деле — чем красивее сработаешь, чем больше риску, тем больше удовольствия… Сколько я тебя учил, а ты все забыла… Надо нагибаться вперед, когда прыгаешь с поезда, чтобы пробить ветер и потом устоять на ногах. Я вот сейчас, после этого случая, и жалею тебя и злюсь. — Почувствовав, что наговорил лишнего, Нам ласково взял жену за руку и добавил: — Ну, злюсь-то я самую малость, а жалею — очень…
Бинь стала еще печальнее. Ей хотелось спросить: «Почему ж ты не выберешь какую-нибудь, пускай трудную и опасную, только честную работу?» Но разве посмеет она спросить об этом вслух!
Бинь подняла голову, как-то странно посмотрела на Нама, вздохнула и тихо сказала:
— Да, жаль!..
— Что, чего жаль? — не понял Нам.
Бинь медленно покачала головой:
— Очень, очень жаль!..
Вечерело. Солнце озаряло желтыми лучами горизонт, затянутый легкой дымкой тумана.
Восьмая Бинь стояла в самом начале пассажирского вагона и глядела в окно. Небо вдруг сразу потемнело, пошел мелкий дождь. Ветер, с шумом проносившийся над широкими темными полями, бросил в лицо Бинь колючие холодные капли.
Она попятилась к стенке тамбура и, глянув по проходу в дальний конец вагона, сказала:
— Ясно, можно спать спокойно.