– Хорош жути нагонять, – буркнул Сиплый. – И так не по себе. Еще и журня вон, слева по курсу. Как раз для поднятия настроения.
И правда. Деревня осталась позади, и по левую сторону от раскисшей проселочной дороги показались покосившиеся кресты небольшого сельского кладбища, изрядно заросшего травой. На земле, щедро удобренной мертвыми телами, она растет особенно хорошо, поэтому бандиты не сразу заметили человека, стоящего возле одной из могил, обняв покосившийся крест. Руки опущены, голова тоже, будто скорбит о ком-то, обретшем вечный покой. Так бы и прошли мимо, если б не белая одежда скорбящего, просвечивающая сквозь стебли травы.
– Кто это там? – нахмурился Палач. Дело делом, но узнать побольше о запретной территории никогда не помешает, тем более, если уж на нее влезли. – Бычок, сходи узнай.
Дело обычное – самому молодому всегда достаются четыре основные функции: принеси, сходи, подай, иди нахрен, не мешай.
Бычок шумно выдохнул через широкие ноздри, набычился, прогоняя естественный страх человека перед всем непонятным на кладбище, но перечить главарю не стал. Взял «калаш» на изготовку и пошел через стену травы, раздвигая ее мощным телом и топча сапогами сорок шестого размера.
Шаг. Еще шаг…
– Блин, и на кой оно большаку? – пробормотал себе под нос Бычок, не желая признаться даже самому себе, что боится. – Вальнуть тело на всякий случай, и все вопросы сняты.
А в голос заорал:
– Слышь, на! Бригадир интересуется, кто ты и какого тут шастаешь?
Фигура в белом не пошевелилась. Даже не вздрогнула от резкого окрика. Ее голова была опущена вниз, густые распущенные волосы полностью закрывали лицо.
Еще шаг…
– Ты чо, в натуре, не втыкаешь, кто с тобой базарит? – свирепея, рявкнул Бычок.
Ярость на мгновение заглушила страх. Парень перехватил автомат поудобнее, на манер дубины, готовясь вмазать как следует прикладом по башке, чтоб уши прочистить…
До странной и жуткой фигуры оставалось шагов пять, и метелки высокой травы уже почти не мешали рассмотреть, кто это стоит возле могилы. Бычок, вполне уже всё для себя решивший, внезапно остановился и замер в нерешительности.
И тут белая фигура медленно, словно во сне, подняла голову.
* * *
Это была девушка, одетая в дешевое подвенечное платье советского покроя. Тогда в СССР шили на совесть, из крепкой материи, которую почти не тронуло время. Разве что местами проступили на ней синюшно-гнойные пятна…
И оно понятно почему.
Невеста была мертва, это было ясно по ее местами разложившемуся лицу и глазам – мутным, белесым, без зрачков, чудом еще держащихся в почерневших по краям глазницах черепа. Нос у девушки сгнил полностью, обнажив страшные черные треугольные дыры. Губы тоже разложились, но зубы сохранились неплохо, и видно было, как меж ними копошатся жирные могильные черви.