В квартире у него два стола, четыре стула, пишмашинка «Эрика».
— Трещит зараза, а ходу нету! — жалуется он на новую машинку, ерзая на стуле в растянутом трико, въедливо чешется указательным пальцем в коротких черных кудрях.
Домой он возвращается с работы ночью, гоняется за преступниками, а может, и за женщинами? В общежитие женщин не приводит, верен невесте? или ему некогда? Обливается холодною водою, надевает милицейскую форму и несется гончею:
— Привет!
Однажды я даже пытала следователя, чтобы он рассказал мне об интересных преступниках, которые встречались ему. Мы пили с ним кофе с сухарями, благо у него оказались эти вкусные сухари, а то бывает, что крошки хлеба у него не найдешь, когда надо.
— Мне некогда хлеб покупать, преступники одолели!
Или:
— Мне некогда хлеб жевать, зато мыши ко мне не лезут! — отвечает неизменно Рамиз.
— А кто они — эти преступники? — и перестаю жевать.
— Мразь всякая! И все! — с раздражением отмахивается.
Что за человек этот Рамиз? И поговорить с ним невозможно, начинает зубрить английский, читать сонеты. Если Рамиз прочитал бы эту запись о себе, Днев-ник-то порою лежит у меня на столе! — кажется, что ничего в его поведении не изменилось бы, небось меня бы еще и обозвал дурою! И все? Недавно похвастался, что его наградили Грамотою, будто стал лучшим следователем нашего района. Самая интересная его черта — он умышленно хвастается и постоянно подбадривает себя, словно заговаривает:
— Скажи, разве я не бравый парень?! — и ярится голыми мышцами, остервенело играет ими.
— Скажи, я — молодец1 Сколько пламенных революционеров я прочел?!
— Вот достану… себе речи Кони, Корабчевского и Плевако и не дам ни одной соседке, которые не покупают хлеб! — рычит Рамиз.
— Мне тоже некогда, я в поте лица переписываюсь с преступником, вчера под проливным дождем отнесла срочное письмо на почту — вся промокла, нету зонта, — жалуюсь я.
— Ну, давай с тобою переписываться, тогда я, может, узнаю, что у тебя на уме. Может, ты хочешь из воспитателя переквалифицироваться в адвокаты своего преступника? — спрашивает он.
— И о чем бы ты писал мне в такой спешке?
— «Приду в воскресенье в четыре утра. Купи мне хлеб заодно в субботу».
— Я в эту субботу еду с рабочими на экскурсию в Архангельское, имение князя Юсупова.
— A-а, Феликса Юсупова? Читал я «У последней черты» Валентина Пикуля. Эх, сколько развелось у нас новых Распутиных! Может, мы тоже докатились до последней черты?! — спросил он зло, черные глаза мрачно сверлили меня. — Вот мы с тобою из подвала общежития подпираем плечами основы мирозданья…