— Рамиз, а Рамиз, может, тебя познакомить с Шагинэ?
— Чтобы хлеб мне покупала? — и смотрит на электронные часы. — Ну, я побежал… за новой мразью! — и расстаемся с соседом чуждые, еще более непонятные друг другу.
Я достаю «Французскую новеллу XX века» и с карандашом в руке читаю шедевр Анатоля Франса «Кренкебиль»… Выписываю себе:
«Правосудие — категория социальная. Одни только смутьяны ищут в нем человечности и сострадания. Его отправляют, руководствуясь твердо установленными нормами, а не болью душевной и не светом разума. А главное, не требуйте от него справедливости: раз оно— правосудие, ему не обязательно быть справедливым. Более того, идея справедливого правосудия могла зародиться лишь в анархическом мозгу…»
«…Когда человек, дающий показания, вооружен саблей, прислушиваться надо к сабле, а не к человеку. Человек достоин презрения и способен ошибиться. Саблю же презирать нельзя, она всегда права…»
«Причину большинства человеческих поступков нужно искать в подражании. Кто строго следует обычаям, тот всегда будет считаться порядочным человеком. Честными людьми называют тех, что поступают как все».
А невеста — раскудрявая от природы Динара Карак-мазли ждет не дождется своего витязя Рамиза, которого здесь русские переименовали в Романа Манафова. А бедному Роману некогда читать любовные романы, некогда даже жениться — у него бесконечные черные романы с подонками. И мчится следователь Рамиз по черным следам пуще гончих псов, а жгучая чертовка Динара хохочет на фотографии…
Неужели следователи живут хуже всех гончих?
И моя романтичнейшая подруга школьных лет — Лидия Доржиева хотела стать следователем уголовного розыска! Но затем не вынесла всей отравы и мук кошмарной семейной жизни — и сошла с ума… а дети растут врозь, где придется,
Шаганэ, ты моя Шаганэ
Отдала я Шагинэ последний рубль на хлеб, она еще потащила сдавать свои бутылки из-под напитков, долго ждать ее придется. Сегодня она ждала своего Димку, он так и не приехал. Мать его сторожит телефон и кричит, стеною встала поперек будущего брака, чтобы не прописывать какую-то армянку у себя. Бедная Шагинэ натерпелась в Ереване от армянских обычаев и предрассудков, а тут столкнулась с московскими жлобами. Этот Дмитрий Маминский вроде музыкант, дарит голодной женщине французские духи за тридцатник, не знает, что она живет в общежитии контрабандою и сдает стеклотару? Шагинэ украдкою занимает комнату в 17-й квартире надо мною, за это ей приходится задаривать коменданта иранку Акулаблатову Сакинэ Тишаевну, у которой дядя работает в Главке главбухом, и директора общежития Тину Ширшову. Дома у нее одна мать, тут у нее в комнате ни стола, ни стула, ни посуды нет, одна кровать и тумбочка в комнате. А когда приходят разные комиссии в общежитие, она запирает комнату, приходит ко мне на чай или же уходит гулять по улице, ее об этом предупреждают сами взяточники.