«Гэдэн-Баабай! Прими первые священные капли крепкого архи, прими наши дары! Ниспошли на землю щедрые дожди! Убереги хлеб и скот от града, холода!» — молились и падали ниц на колени и лбами стукались о камни. Велика была буддийская вера у бурят. Ламы в экстазе служили молебны и предсказывали людские судьбы. После этого все угощались, опустошая мешки. Возвращались домой поздно вечером с бесконечно протяжными песнями о славных скакунах, степных и горных дорогах и о любимой, всегда единственной в красном сердце. После свершения обряда разговоры шли радостные, лились дожди щедрые, лилось ливнем молоко в зените благоуханного летнего цветения. Славно нынче попотчевали Гэдэн-Баабай! Послал хозяин горы дождей!
«Поднимая пыль золотой Земли, да будем мы живы-счастливы на ладони золотой Земли!» — испокон веков возглашают мудрые буряты.
* * *
Еремей Калашников рассказал мне о своем Сахалине, как там построили железную дорогу Победино — Ныш, о богатстве некогда тюремного острова, сколь реки и моря обильны рыбами, в густых лесах рассыпаны ягоды и грибы. Тучные стада коров бредут по колено в траве и плюхаются на землю под тяжестью утроб и вымени. И как алчно-жестоко кусают всё живое тучи комаров. Еремей дал мне прочитать книгу Дорошевича «Сахалин» 1903 года издания.
— Кстати, о Сахалине. По длинной дороге туда Чехов встретил одну бурятку и попытался с нею заговорить. А бурятка не понимала по-русски ни бельмеса, гикнула на коня и умчалась в степь! Гэрэлма, может, она твоею прабабкою была? — Еремей лежал в степи огромный, гуманный, мечтательный. Прекрасным казался даже шрам-молния, доставшийся в рукопашной с медведем. За пронзительный ток его зеленых глаз мать зовет его Рыжим Бармалеем!
— Неужели мозг и сердце какого-нибудь гуманоида на вопиющий зов Человечества не ответит никогда? Услышь, гуманоид далеких миров, песни и визги женщин Земли! — взывала я.
— Зачем придуман людьми гуманоид? Никак сами не уживутся на Земле. Государства грызутся, как шакалы… Нет, род людской не вынесет никакого гуманоида! Лучше ищи его на земле, вон среди тех армян, которые строят вашему колхозу коровники, — перешел он с печальной философии на шутку.
Еремей был старше меня на семь бесконечных лет. О, как бывал ироничен порою геолог, сравнивал меня с промокашкою за мою всеядность. Однажды сахалинский богатырь-олух обозвал меня степною порхающей цветастой бабочкою!
— Что для Пантека алые паруса — лучший способ перевозки контрабанды, так гуманоид для тебя — шабашник! — оскорбилась я.
— Бармалей, капитан Грэй, гуманоид — сколько у меня могущественных соперников? А?