Всем существом и Гимном великой Сибири, родной Бурятии приветствую Вас вновь, приглашаю на сказочное озеро Байкал! О моей Бурятии восторженно отозвался великий русский писатель Антон Павлович Чехов по дороге на остров Сахалин: «Селенга — сплошная красота, а в Забайкалье я находил все, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон. Днем скачешь по Кавказу, ночью — по Донской степи, а утром очнешься от дремоты, глядь, уже Полтавская губерния — и так всю тысячу верст».
Сэр Карл!
Ваш приезд к нам в СССР на Бюраканский симпозиум по Внеземным цивилизациям воспламенил воображение поклонницы Урании, чувствующей себя гоминоидом, в то время как Вы — гуманоид для меня. Иначе где же мне увидеть Вас, как не по телевизору, светило с мировою славою?! Но люди, живущие благородным безумством воображения, плюя на всю вопиющую пропасть между людьми, вырытую злодеями человечества, должны преодолеть эту бездну, уродующую нам жизнь и отравляющую воздух, разорвать рабьи цепи государственных предрассудков.
Спрессовав в своем календаре историю Земли, человечества, цивилизации в годы, месяцы, дни и часы, Вы творите и дерзаете в патентованной среде американского гения-миллионера, куда никак не могут проникнуть письма простой девушки и тонут в бездне той великой свободы?
Забрались людишки сапогами на Луну, воспетую поэтами всех времен и народов и окруженную ореолом святыни, чудесами и тайнами сердец («Друг Аркадий, не говори красиво»), к чему причастен, наверное, и Ваш гений. Какие фантастические люди живут во славу человеческого рода!
Милый Карл! Может, сама вселенская тоска сжалась в одну точку в этой ночной темноте? Точка эта — я — в бездне миров блуждает одна: опору на миг — себя подари! А звезды мне душу леденят,
Диккенс пишет о «странных струнах в сердце человеческом. Часто бесчувственные к самым страстным призывам, они начинают вибрировать при первом слоге».
Милый Карл!
О чем бы мне повести речь высоким слогом на великом русском языке Льва Толстого, чтобы Ваше загадочное заморское сердце заговорило?! Или оно давно превратилось в бриллиантовое яйцо звездных бурь и ураганов и не ответит мне на зов никогда? Тогда пусть пустая и подлая Вселенная рухнет вместе со мною! А что же станет тогда с Вашим сердцем, стучащим в унисон с жизнью миров? Стальное, навеки забронированное нимбом Галактики, это сердце никогда не сожмется и останется недоступным нашим слабым, земным, глупым, женским сердцам?! Если сердце астронома не какой-нибудь злой неумолимый механизм, перегоняющий по жилам научные эксперименты, пусть оно почувствует биение сердца далекой иноземки и ответит на зов. Слышите ли, как мое бедное сердце молотит девяносто девять ударов в минуту, бьется вхолостую? Сколько же лет бессмертия Вы оторвали от бессмысленной вечности, чтобы стать таким тугоплавким металлом иноземного происхождения? Порхают люди-бабочки в непостижимой Вечности зачем?