— Эге! Мудрая гюрза! Яд с медом поднесла! — наконец изрек горец-гуру.
Я с холодным восторгом ощущаю это поразительное состояние взбешенной первобытной гюрзы, в смертельной схватке перемоловшей скелет в костную муку,
И женщине снились львы.
Да хранится святая отвага для схватки со львами!
Бесстрашный Дух царицы сотрясал львиные сердца.
Да снятся вечно мне грозные сны-вулканы —
Кипящей лавою плюющие в небесные твердолбы!
Если честно признаться — только легковерный человечек может впасть в такое восторженное упоение вещими снами.
Что сказала бы об этом моя мудрая и праведная бабушка, будь она жива?
— Алтан Гэрэл, я ж тебе тринадцать лет долблю: человеку может присниться всякое, кроме одного — что он пьет воду задницей!
Так и сижу я в бессильном сне, согнувшись в берлоге под берегом, а широкая река жизни течет и течет под босыми ногами.
Кажется, вот-вот великое наводнение вырвет меня вместе с берлогою в бурлящий мировой омут…
7. БОСАЯ В ЗЕРКАЛЕ
Современной женщине некогда выкапывать такую пропасть из собственных противоречий, как Анна Каренина.
Литературная быт газет а
А я способна вырыть бездну во Вселенной из одних парадоксов своей женской сути. Даже «ведьма с пером» всегда лелеет в душе величайшую иллюзию о прекрасном Пришельце, который может вынырнуть из межгалактических дыр.
Автор
В послеоперационном бреду с температурою сорок градусов я видела точильщика игл от шприцев. Он наточил целый таз тупых игл, но точил и перетачивал снова, обливаясь жиропотом и не поднимая глаз.
Из меня вытекла вся драгоценная кровь до капли — остались только элементы чудес — и я превратилась в белые пышные облака!
Плыву я — белые пышные облака — над Землею в недоступной высоте от паука Франца Кафки и отравленных хлорофосом больничных жирных тараканов.
Вижу земной шар сверху — весь голый, бесплодный, без единого паука и таракана — весь утыканный большими иглами от шприцев. Погибло все на Земле, выжили только стерильные иглы.
Вместо молодого обаятельного передового директора совхоза Хомутова, которого я ждала в больнице, надо мною склонился Вронский.
— Алексей Кириллыч, почему Творец создал Вас сплошнозубым?
— Чтобы подчеркнуть мой аппетит к жизни. И вот в конце романа они разболелись! — И Вронский зло плюнул на чистый линолеум.
— Здесь нельзя плеваться в мертвушке!!! — заорала нянечка и принесла ему немытое судно. Граф страдальчески поморщился.
На левой груди Вронского блестело синее пятно от пули. Это было покушение на любовь.
На рельсах запеклась черная кровь Анны. Хлещут дожди, тают снега, бегут поезда по крови, но она не смывается!