Погубленные жизни (Гюней) - страница 105

Последние месяцы прошли в душевных муках. Он маялся от своей любви, понимая, что будущее его беспросветно. Порой он стыдился своих чувств к Эмине, ругал себя за то, что в разговорах с ней городил всякую чепуху. "Я горы для тебя сворочу!" — вспоминая эти слова, Халиль от злости скрежетал зубами. "Это ты горы своротишь?! Ты, несчастный батрак, голодранец! Ни дома у тебя нет, ни денег, даже кружки своей нет. Где тебе мечтать о любви, о семье?"

Невидящими глазами смотрел Халиль в пустоту и думал, думал, думал. "Надо быть богатым, ну, на худой конец, иметь коня. Непременно белой масти. Садись на него, хватай Эмине и гони. Были бы деньги, был бы и конь, белый конь, а потом была бы и Эмине!"

Али Осман, Сулейман, Дервиш и Мухиттин спали на земляной крыше на разложенных в ряд соломенных матрацах. Тихое место под открытым небом — это все, что у них было. Может, потому и казалось, что освещавшее их своим ровным светом утро рождалось только для них одних. Стоявшие у постелей старые башмаки удивительно напоминали своих владельцев. Изодранные, грязные, разбитые, со стоптанными каблуками… Можно подумать, что башмаки жили жизнью Али Османа, Дервиша или Сулеймана.

А солдатские ботинки, изрядно поношенные? Ведь и они тоже чем-то походили на Халиля. С виду еще крепкие, они таили в себе безысходность, тоску.

Али Осман приоткрыл глаза и увидел сидевшего на постели Халиля. У него было такое печальное лицо, что сердце Али Османа сжалось от боли.

— Что с тобой? — встревоженно спросил Али Осман.

Халиль не ответил на вопрос, но тотчас встал и начал одеваться.

— Сам себя изводишь.

Халиль уже слышал когда-то эти слова, и они всколыхнули в нем воспоминания.

— Не надо принимать все так близко к сердцу.

Халиль взял картуз, ударил им несколько раз по коленям и, не говоря ни слова, посмотрел в глаза Али Осману. Затем, опустив голову, пошел к лестнице. Али Осман глядел ему вслед. Халиль медленно спускался: ступенька, еще одна, еще… Он словно куда-то проваливался и наконец исчез, оставив после себя безмолвие, как упавший в воду камень. В этом безмолвии утонул весь двор. Вскоре в окне господского дома засветился бледный огонек. Потом вспыхнул такой же тусклый глазок на небе.

— Сулейман, эй, Сулейман, пора вставать! — крикнул Али Осман.

Распахнулось одно из окон господского дома.

— Халиль! Халиль!

Халиль умывался.

В окне показалась Ребиш… Из-за ее спины выглядывала Эмине. Халилю было неприятно, что Эмине как будто пряталась и часть ее лица была скрыта от него. Он не мог разобраться в своих чувствах, понять, отчего вдруг начинает злиться на Эмине, старается всячески ее унизить, представить себе ее уродливой, высохшей под палящим солнцем на хлопковом поле… Имя Эмине связывается у Халиля не столько с самой девушкой, сколько с его чувством к ней. И боль утраты этого чувства, вычеркнутого Халилем из сердца, постоянно его терзает. Он пытается убежать от своей любви, но от самого себя не убежишь. Как ни уговаривает себя Халиль забыть Эмине, она продолжает жечь его сердце огнем любви.