Кель Хасан вышел из дома и направился к отцу, стоявшему во дворе, затем повернулся и посмотрел на детей. Вдруг он заметил, что за ними наблюдают соседи, и крикнул:
— Эй, люди! Хоть вы посоветуйте, как поступить Кель Хасану!
Никто не сказал ни слова. Тогда Хасан обернулся к отцу.
— Отец, ради аллаха, давай уедем!
Словно не расслышав, отец продолжал смотреть вдаль. Кель Хасан снова заговорил:
— Знаю, вы с матерью сердитесь на меня. Знаю, что без меня будете голодать, но оставаться здесь — дело безнадежное. В конце концов все отсюда уйдут, отец! Если бы в свое время ты это понял, мы не стали бы нищими. Вот сыновья Аджема…
Последние слова вывели отца из терпения:
— Неблагодарный ты пес! О ком же твой отец думал, если не о тебе? Для вас дети Аджема чуть ли не пророки. Не успели эти самые дети Аджема уехать, как всех вас в город потянуло. Ну и ты уезжай!
— Уеду, отец, ей-богу уеду!
— Ну и катись!
— Я уеду, отец, но на душе неспокойно будет. Что вас ждет здесь? Голод, болезни и смерть. И никого рядом не будет, кто бы саван купил, могилу выкопал. Погибнете вы здесь, отец, погибнете.
Отец ударил сына по одной щеке, затем по другой. Кель Хасан задрожал, заскрежетал зубами, глаза налились кровью, но он сдержался и проглотил обиду.
— Уедем же, отец! Пожалей моих детей! Видишь, как они на тебя смотрят? У меня сердце на части разрывается, когда думаю, что покину тебя, но я все равно уеду!
Мать тихо плакала, закрыв лицо руками.
— Решил, ну и уезжай! Отправляйся хоть в пекло! Ведь я пока еще жив. Или ты считаешь, что я уже ни на что не годен?! Да и деревня наша еще не одного такого, как я, может прокормить. Даже этот огород меня прокормит. Посею баклажаны, помидоры, перец, продавать их буду и как-нибудь проживу. Хоть и мал этот клочок земли, а прокормит. Разве ты, сукин сын, знаешь цену земле? А не прокормит — мотыжить пойду, хлопок собирать. Не умер пока Мустафа, жив еще!
— Ноги твои, отец, готов целовать, поедем, не упрямься!
— А дом я на кого оставлю? А землю? Пусть ее две пяди, но она моя! И это дерево мое. И изгородь эту я собственными руками сажал. Это же мой дом, сукин ты сын! Мой отец отдал ему всю свою жизнь. И мы на него всю жизнь положили. Как после этого я могу все здесь бросить? Подумай!
— Отец! Умоляю тебя, ноги целовать буду…
— У Мустафы есть только одна дорога — в могилу! Только смерть уведет меня отсюда, а не ты! Заруби это себе на носу.
Кель Хасан с трудом сдерживал поднимавшийся в душе протест.
— Ей-богу, я с ума сойду! О аллах, посоветуй рабу своему Хасану, как быть. Кого пожалеть? Мать с отцом или детей? Эй, люди! — обернулся Кель Хасан к соседям. — Скажите же: что мне делать?