Ремзи сердито дернул плечами.
— Иди, детка! Разве можно сердиться на отца?
Мальчик не двинулся с места.
— Иди, сынок, иди!
Ребиш поделила петуха на части и положила лучшие куски перед Халилем.
— Иди сюда, Ремзи, не упрямься. Ну, смотри, выведешь меня из терпения… — снова заговорил Камбер.
— Да оставь ты его в покое! Не хочет — не надо.
— Ладно, Халиль, давай есть., дорогой. Сегодня с нашим эфенди не сладить.
— Возблагодарим господа! — произнес Халиль и принялся за еду.
Камбер тоже энергично задвигал челюстями.
— С парнем что-нибудь произошло? — спросил Халиль.
— Да кто его знает. Не ест — и все тут, — ответил Камбер.
— Мы его петуха зарезали, вот он и сердится, — сказала Ребиш.
Кусок застрял у Халиля в горле, и он спросил, указывая на блюдо:
— Вот этого?
— Этого самого.
Глотая слезы, Ремзи выбежал во двор.
— Видала? — разозлился Камбер. — Видала, что вытворяет? Кости бы переломал этому поганцу!
— Да ты что? Разве можно так говорить! Ребенок ведь!
— Вот именно! Потому и должен знать свое место!
— Обидно ему.
— Ничего, потерпит.
— Ты ведь знаешь, как он любил этого петуха! Единственная радость у него была!
— Радость? А у меня какая радость, а?
— Ну не сердись, успокойся!
— Нет, ты погляди на этого выродка, еще нос дерет! В кои-то веки к нам гость пожаловал, так на тебе, этот поганец нас осрамил!..
— Он ведь ребенок…
— Ну, ладно, он — ребенок, а ты чего раскудахталась? Чего ты добиваешься?
— Добиваюсь?
— Конечно! С чего ты шум поднимаешь?
— Ей-богу, ничего мне не надо. Об одном прошу, не сердись на Ремзи. Он не такой, как другие дети.
— А что я плохого сказал, а? Ну что я такого сказал, что ты раскудахталась?
— И я ничего такого не сказала. Просто жалко мне его, ребенок он, дитя малое…
— Заткнись! Дитя малое пожалела! Вот так-то, Халиль, она не угомонится, пока не охрипнет. Ей только палец дай — руку отхватит. Сам знаешь, у любой бабы язык без костей!
— Ничегошеньки у него не было, кроме этого петуха…
— Да я и его петуха, и его самого… Ты, жена, помолчи лучше, не вводи меня в грех! Поганец и так весь ужин испортил.
Камбер вынул кисет и, сердито сопя, стал сворачивать цигарку. Руки у него дрожали.
— Видишь, Халиль? — заговорила Ребиш. — Видишь, каково мне живется? И так каждый день. Придерется к чему-нибудь и орет.
— Как же, придерешься к тебе…
— Ну скажи, Халиль, родной, что особенного случилось? У мальчика только и было радости, что этот петух. А мы взяли его и зарезали. Мальчик слова не сказал. Забился в угол и там плакал.
— Кончай свою трескотню!
— Хоть бы скорей на тот свет! Сил больше нет терпеть!