— Прошу, — сказал он и любезно добавил: — Хочешь, я сам отнесу?
Халиль взял поднос и направился к выходу. Вдруг он заметил на стойке кахведжи сыр.
— Эмине! Сыра хочешь?
Бекир захохотал.
— Девку-то Эмине звать, — громко сказал он.
Халиль бросил на Бекира уничтожающий взгляд.
— Посмотри на меня хорошенько, посмотри, чтоб навеки запомнить! — поддел Бекир Халиля.
Халиль поставил поднос на стол и, схватив стул, со всего размаху ударил им Бекира по голове. Бекир свалился на пол вместе со стулом, на котором сидел. Не успел он опомниться, как снова получил удар по голове.
— Ой, мамочка! — взревел Бекир.
Халиль наносил ему удар за ударом.
— Люди! — закричал вдруг один из посетителей. — Берегитесь! Пистолет! Ей-богу, у него на заду пистолет висит!
Все шарахнулись в сторону. А Халиль продолжал колошматить Бекира.
— Люди! Он убьет его! Надо их разнять!
Возницы кинулись оттаскивать Халиля.
— Оставьте меня! — кричал Халиль, вырываясь. — А то и вам достанется!
— Хватит, брат, — сказал кто-то, — отплатил ты ему, чего же еще тебе надо?
— Отойдите, а ну отойдите, а то всех перебью! — выхватив пистолет, крикнул Халиль.
Люди в страхе отпрянули. Лицо Бекира было залито кровью. Он "попытался подняться, но Халиль, как ястреб, налетел на него и одним ударом ноги уложил на прежнее место. Потом сел ему на живот и, грозя пистолетом, со злостью сказал:
— Ну, подлец, прикончить тебя?
— Брат мой, у меня трое детей. Сиротами их оставишь, — всхлипывая, взмолился Бекир.
Халиль вдруг вспомнил мать, вспомнил детство, вспомнил, как у стены свалился подкошенный пулей отец, и ему самому захотелось плакать. Чтобы никто этого не заметил, он быстро вышел из кофейни.
Эмине смотрела на стоявшие перед воротами фабрики телеги, конные повозки, тракторы с прицепами, грузовики, на заводских рабочих в синих спецовках, на уличных продавцов, на детей. От фабрики шел несмолкаемый гул. Одни рабочие выходили из проходной, другие входили. Выезжали и въезжали подводы…
На мостовую упал солнечный луч. И под ним заблестела брусчатка. Этот луч, вырвавшийся из-за домов, упавший на улицу и рассыпавшийся по мостовой, показался Эмине лучом надежды, которая вновь затеплилась в ней. Эмине нравились мостовые, городские дома, нравились дети, девушки. У шедших группами рабочих — у женщин, мужчин и детей — были улыбающиеся лица. Неужели они счастливы? Она позавидовала им. Но только чему, подумалось ей, могут радоваться эти босоногие, хилые, тщедушные дети? Раздался протяжный гудок. С карнизов взлетели вспугнутые воробьи. Рабочие устремились к фабричным воротам. Еще минута, и вокруг остались только повозки, грузовики и тракторы. Вскоре из ворот высыпала новая толпа рабочих. Молодые, пожилые, совсем дети, красивые, некрасивые. Усталые лица, пушинки на одежде, засаленные картузы. Люди все выходили и выходили. Наконец улица опустела. Воздух снова наполнился богатырским гулом фабрики.