— Хыдыр! — крикнул Дервиш.
— Ну!
— Когда ты успел вернуться?
— Только что.
Дервиш с Халилем подошли к Хыдыру, долговязому мужчине с глубоко запавшими щеками. Он сидел на соломенном матрасе, поджав под себя ноги, и хрипло, учащенно дышал. От зажатой между костлявыми пальцами цигарки поднималась тонкая струйка дыма. Хыдыр закашлялся и виновато сказал:
— Простыл вроде бы.
Голос у него был низкий, приятный.
— Этот парень и есть Халиль? — спросил Хыдыр, указывая на Халиля пальцем.
— Он самый, — ответил Дервиш. — Только сегодня вернулся из армии.
Хыдыр дружелюбно улыбнулся, и они с Халилем крепко пожали друг другу руки.
— Рад видеть тебя, брат!
— Я тоже рад.
— Тебя здесь частенько вспоминали. И всегда добрым словом. Очень рад тебя видеть!
— Спасибо.
— Хыдыр — настоящий человек, — заметил Дервиш, — сердечный, другу душу готов отдать. Только горяч чересчур.
— Закуривай, брат. — Хыдыр протянул Халилю пачку сигарет. — Присаживайся. Да не надо снимать ботинки, не на ковер садишься.
Халиль сел рядом с Хыдыром.
— Завтра Сулейман едет на мельницу, — сказал Дервиш, обращаясь к Хыдыру.
— В Юзбаши?
— Да.
— Вот бы меня с собой прихватил!
— Я про то тебе и толкую.
— А кто еще поедет?
— Вроде бы Халиль.
— Я? — удивился Халиль. — Кто сказал?
— Старший ага распорядился, — объяснил Дервиш.
— Вот и хорошо, вместе съездим, — улыбнулся Хыдыр.
— Договорились, — ответил Халиль.
— Ох и натерпишься ты с той девушкой, Хыдыр, — сказал Дервиш.
— Уже натерпелся. Дальше некуда.
Дверь тихо отворилась, и вошел Али Осман. Ни на кого не глядя, он шагнул прямо к постели и завалился спать.
— Что же это ты, дядя Али? Ни привета, ни доброго слова?
— А, ты уже вернулся?
— Как видишь.
— Привез?
— А то как же! Если писарь Кятиб Хюсню-эфенди не врет, от этих семян все как рукой снимет.
— Чего это ты, Али Осман, скучный такой? — спросил Дервиш.
— А с чего мне веселым быть?! Ткни меня пальцем — и развалюсь. Все опостылело, жить неохота. Как ни старайся — все впустую!
— А ты, Али Осман, не принимай каждую мелочь к сердцу, не расстраивайся! Помни: где тонко — там и рвется!
— Уж все изорвалось, одни клочья остались? — Али Осман положил руки под голову и уставился в потолок.
Переглянувшись, мужчины отвели глаза. Все молчали и думали о своем. Один смотрел на стену, где колыхались огромные тени, другой — на потолочные балки или на оконные решетки. Было слышно, как жует свою жвачку скотина, как игриво лягают друг друга мулы, но все эти звуки, казалось, тонули в удушливом смраде. В тишине раздался голос Али Османа:
— Дорогой ты мой, не оставайся, уходи из этих мест. Не то пропадешь. В гяурскую