Халиль…
Отец рассказывал Мусе о благородстве Халиля и его душевной чистоте.
— Я Халиля знаю! — перебил его Муса.
Теперь в сердце Эмине, в самом глубоком тайнике, распускался дивный цветок: Халиль.
До ухода в армию Халиль был таким же худым, как она. Сейчас Эмине никак не могла вспомнить уже успевшее потускнеть в ее памяти лицо Халиля.
Халиль, Халиль, Халиль…
Эмине до позднего вечера не отрываясь смотрела на дорогу, по которой должен был возвращаться Халиль. Она поправила перед зеркалом волосы, кокетливо улыбнулась, наклонила голову в одну сторону, потом — в другую, но осталась недовольна, потому что казалась себе некрасивой.
В полутемной комнате все уселись на пол, каждый на свое место, и приступили к ужину. Вдруг Эмине замерла: ей послышался скрип колес.
«Едет!» — мелькнуло в голове.
На душе у Эмине было тревожно…
5
Мало-помалу приходя в себя от усталости, Сулейман с Дервишем сидели на камне и покуривали. Дервиш первым услышал скрип телеги.
— Едут, — сказал он.
— Интересно, как у него с той девушкой?
Показалась телега. Чем ближе она подъезжала, тем отчетливее становились видны два силуэта. Хыдыр курил. Халиль правил мулами.
— Плохи, видать, дела, — произнес Сулейман, и они с Дервишем пошли открывать ворота.
— Селям алейкюм! — поздоровался Халиль.
Телега остановилась у амбара. Хыдыр молча соскочил, распряг мулов и загнал их в хлев. Халиль посмотрел ему вслед.
— Что стряслось, племянник? — тихонько спросил Сулейман.
— А что?
— У Хыдыра как?
— Что как?
— Ну, повидался он?
— С кем?
— Да с той девушкой, с кем же еще?
— А я почем знаю?
Дервиш принес фонарь и повесил его на гвоздь. Затем открыли амбар, стали таскать мешки с мукой.
— Ну что? — спросил Дервиш Сулеймана.
— Плохо дело. Стряхивая с себя муку, к ним подошел Халиль.
— А где Мухиттин?
— Лежит.
— Заболел, что ли?
— Понос у него.
— Что-то всех в последнее время несет, — заметил Дервиш.
— Так ведь дело к зиме идет, — пояснил Сулейман. Халиль набросил шинель и пошел в кухню. Там было темно.
— Мухиттин-аби! Что с тобой? Заболел?
— Это ты, Халиль? Уже приехал? — удивился Мухиттин.
— Как видишь.
Халиль шел, осторожно пробираясь в темноте.
— Дервиш забрал фонарь и до сих пор не принес. Ну, где мои конфеты? — спросил Мухиттин.
— Сейчас скажу. Но ты, ей-богу, не поверишь.
— Забыл небось?
— Да не забыл, нигде их нет. В две лавки заходил, ей-богу. Сказали, кончились.
— Невезучий я, брат. А был бы везучий — девчонкой родился бы. Поел, попил — и на боковую. Как там Хыдыр?
— Не знаю.
— Знаешь, хорошо знаешь!
— Поесть найдется?
— В котле похлебка осталась. Ну говори, свиделся он с ней?