— Эй, Абдуллах! — крикнул, привстав со своего места, Дурду. — Ты рано вышел. Ведь еще дети не боролись.
— Не все ли равно, хозяин, раньше или позже? — ответил Абдуллах. — Джигит всегда и везде джигит: на суше, и в воде, и даже в воздухе. Ну, кому собственная шкура не дорога? Выходи! Повыкручиваю руки, а потом голову оторву. Пожалеет, что мать его на свет родила!
В ответ раздались приглушенные смешки. Надувшись, Абдуллах топтался на площадке, словно петух, то колотя себя по коленям, то становясь в борцовскую стойку.
— Эх! — подосадовал Сулейман. — Дал бы мне аллах силенок, я бы сейчас вышел и сказал: «А ну-ка, скотина, подойди!» Подмял бы этого болвана под себя, расквасил бы ему нос и всю его поганую морду! Посмотрели бы вы, как он стал бы после этого задаваться!
Между тем Абдуллах подошел к толпе бедноты, схватил за руку Кавалджи Хасана и швырнул его, словно мешок, на землю.
— Спасите, люди! Ей-богу, этот зверь меня убьет, — заорал Кавалджи и, вскочив, пустился наутек.
— Куда?! Стой! — взревел Абдуллах.
Но Кавалджи побежал еще быстрее. Абдуллах за ним. Народ покатывался со смеху. Наконец Кавалджи удалось скрыться в толпе. Абдуллах продолжал его искать. Люди расступились перед пьяным громилой. Только Хыдыр и его товарищи не двинулись с места. Тяжело дыша, Хыдыр в бешенстве произнес:
— Душить таких гадов надо! Глотки им резать!
Он сунул руку в карман и нащупал рукоятку кинжала.
— Пусть только подойдет — убью!
— Да не связывайся ты с ним, — вмешался Али Осман. — Подлец получит свое от аллаха! Чей хлеб жрет, за того и глотку дерет. Был у Дурду верным псом, а сейчас — Эмин-аге прислуживает. Измывается, ох как измывается он над беднотой!
— Такой ни в бога, ни в черта не верит, — сказал Хыдыр.
Тем временем Абдуллах пристал к Давулджу Расиму, который едва доставал ему до подмышек.
— Играй, Расим, играй как следует! Так, чтобы трус смелым стал!
Расим кивал головой и изо всех сил колотил в барабан.
— Громче! — кричал Абдуллах. — Еще громче!
Расим, наученный горьким опытом, нещадно бил в барабан, не спуская с Абдуллаха испуганных глаз. Ведь был же случай, тоже на свадьбе, когда один пьяный, разозлившись на Расима, прокусил ему ухо.
— Ну что, так и не нашлось смельчака, а? — выкрикнул Абдуллах.
Толпа глухо зашумела, всем надоело его бахвальство. Хыдыр в ярости стиснул зубы. Халиль побледнел.
— Дал бы аллах силы, — сказал Сулейман, — проломил бы подлецу его дурацкую башку. Да куда мне теперь. Я уж совсем одряхлел!
От досады и гнева Сулеймана прошибла слеза, и он начал протискиваться сквозь толпу. Али Осман схватил его за руку: