Ему вдруг стало жаль Халиме. Он с горечью вспоминал, как она корчилась от боли, когда он бил ее, и, словно птенец, беззвучно открывала рот после каждой пощечины, после каждого удара. «Чтоб у меня руки отсохли!» — корил он себя.
В комнате стало темно. Омар зажег лампу. Убогое жилье, холодные стены, беспросветная нищета… Чем больше думал об этом Омар, тем острее чувствовал свое одиночество. «Правду сказал дядюшка Али. Все оттого, что мы обездолены. С самого рождения обездолены».
Прошло, должно быть, немало времени. Легкий шум шагов вывел Омара из оцепенения. В дверях стояла бледная от страха Халиме. Она не привыкла видеть мужа в этот час дома и, растерянно глядя на него, робко спросила:
— Ты что, заболел?
— Нет, здоров.
Халиме продолжала стоять в дверях.
— Подойди сюда. Сядь.
Муж явился домой в неурочное время, к добру это или не к добру?
— Что тебе, Омар?
— Ничего. Иди садись!
Халиме нерешительно подошла ближе.
— Ешь! — сказал Омар, подвигая к ней халву.
«Отравить хочет», — мелькнуло в голове Халиме, и она испугалась еще больше.
— Это поминальная халва? — глотнув слюну, спросила она.
— Да.
— А ты ел?
— Нет. Ешь и мою долю.
Халиме еще ниже опустила голову.
— Омар! Не губи меня, Омар! — взмолилась она. — Я знаю, ты подсыпал в халву яду. Хочешь от меня избавиться. Только ни в чем я не виновата, Омар. Спала я тогда, бог свидетель. Он меня сонной взял, Омар…
Страдание на лице Халиме тронуло Омара.
— Халиме, — он приблизил к ней свое лицо. Женщина сжалась от ужаса.
— Не убивай меня, Омар! Я еще жизни не видела.
— Не бойся, Халиме, не бойся!
— Ты убить меня решил! Я знаю! Не губи мою душу! Аллах и так жестоко меня покарал, хоть ты пощади! Сжалься надо мной! А не можешь — позволь уйти от тебя…
— Не бойся, Халиме, я тебя больше не трону. Знаю, что виноват перед тобой! Прости меня! Пусть у меня руки отсохнут, если я тебя ударю! Не трону. Родной матерью клянусь!
Халиме, не веря своим ушам, растерянно смотрела на Омара. Он встал и принес, скалку, которой бил Халиме.
— Вот, возьми ее, Халиме! Возьми и бей меня, бей, сколько хочешь! Колоти меня изо всех сил! Сколько мук ты из-за меня приняла! Прости меня, родная! Бей же меня, лупи, колоти!
Чем больше говорил Омар, тем легче становилось у него на сердце. Он ощущал это почти физически. А Халиме по-прежнему не понимала, что происходит.
— В этом мире, Халиме, у нас с тобой никого нет. Одни мы, совсем одни. Руки твои буду целовать, ноги! Извел я тебя, Халиме, вконец измучил, родная. Прости! Я все забыл, забудь и ты! Дай поцелую твои руки, и помиримся.
Омар упал перед женой на колени, осыпая поцелуями ее руки и ноги. Халиме, сжимая плечи Омара, повторяла: