— Когда я был молодым, тоже как ты рассуждал, но потом понял, что в жизни все иначе.
— Но не рабы же мы, дядюшка Али?
— Вот что я тебе скажу: что было, того не воротишь. Прикуси язык и зажми сердце в кулак, потому что все мы обездоленные и надеяться нам не на кого. А руки замараешь в крови — себя же накажешь. — И Али Осман зашагал дальше.
— Может, мне уйти куда глаза глядят?
— Если что стряслось или кто помер — смириться надо.
— Что же мне делать, дядюшка Али, посоветуй, как отец, скажи!
— А чего тут советовать? Все и так ясно. Работник во власти своего хозяина. Тем более прислуга, работающая за харчи, как твоя Халиме. Разве могла она ему противиться?
— Жалко мне Халиме, дядюшка Али.
— Всех нас, дорогой, жалко!..
До самой деревни они шли молча. Али Осман — впереди, за ним, на некотором расстоянии, — Шакал Омар. У перекрестка они снова остановились, и Али Осман сказал:
— Запомни! Что бы ты ни сделал, против тебя же и обернется!
На том они и расстались.
В полдень Халиль пошел раздавать поминальную халву. Моросил дождик, словно и погода плакала, вспоминая о Хыдыре. Увидев Халиля, Эмине замерла на пороге.
— Отец дома? — спросил Халиль.
В дверях показался Длинный Махмуд.
— Здоровья тебе и счастья, Халиль!
— Спасибо, дядюшка!
Эмине не могла отвести от Халиля глаз: иссиня-черные волосы, ладно сбитая фигура, настоящая мужская осанка, полные грусти глаза, усы… Какие глаза! Какие усы!.. Халиль чувствовал на себе взгляд Эмине, и, когда протягивал ей халву, сердце у него защемило, будто обожженное огнем. Переданная из рук в руки, поминальная халва на мгновение превратилась в вестницу любви, в знак пробуждающегося в двух сердцах чувства. В глазах Эмине светилась робкая нежность.
Сердце Халиля переполняли радость и предвкушение любви. Эмине в один миг стала для него самой близкой, самой желанной, будто давным-давно им любимой. Казалось, пришел наконец заветный час, когда все, по чему Халиль так долго тосковал — ласковый взгляд, благоухание, гибкий стан, — слилось в образе Эмине.
Халиль разносил по деревне халву, неотрывно думая об Эмине, которую нашел таким чудесным образом, между смертью и жизнью, на пороге любви.
«Хыдыр, ох брат Хыдыр, — шептал он про себя, — кажется, я попался».
К Шакалу Омару Халиль зашел напоследок. Тот, мрачный, сидел дома один.
— Счастья тебе и здоровья, брат! — сказал Омар, встречая его.
— Спасибо!
Когда Халиль ушел, Омар долго смотрел ему вслед, потом прошептал: «Значит, помер Хыдыр…»
Дождливый, пасмурный день медленно клонился к вечеру.
Призрачные тени, разбросанные по земле, дома, мокрые ставни — все, казалось, таило в себе какую-то загадку и бередило душу Омара.