Дервиш оттолкнул Сулеймана:
— Оставь ты меня в покое со своей любовью!
Сулейман снова облапил Дервиша, чмокнул его несколько раз и всего обслюнявил.
— Никого у меня на свете нет, кроме Дервиша, — продолжал Сулейман. — Если я вру, пусть выклюют мне глаза дохлые вороны, пусть мой труп унесут пересохшие реки, пусть рухнут на меня давно рухнувшие стены!
— Не обижайте друг друга, — рассмеялся Али Осман. — Потом совесть замучает, ведь жизнь людская коротка.
Халиль невольно вспомнил Хыдыра и помрачнел. Словно прочитав его мысли, Али Осман спросил: — Сколько уже прошло со смерти Хыдыра?
— Скоро пять месяцев… — поднявшись, ответил Халиль и пошел в сад. Там он увидел Камбера, осунувшегося, постаревшего.
— Выгнал меня Дурмуш-ага, — сказал Камбер. — Такими словами ругал всю мою семью, какими и скотину не ругают. А еще бил, и все по голове норовил ударить. Жену тоже прогнал — она у них в доме работала. Прихожу, а Ребиш плачет. «Ты чего?» — спрашиваю. «Прогнали меня», — отвечает. К вечеру об этом узнал Кадир-ага и велел нам вернуться. Я бы ни за что не вернулся, но что делать? Другого выхода нет.
— Я уже знаю. Мухиттин мне говорил, — сочувственно отозвался Халиль.
— Благодарение аллаху, сжалился он над нами: Ремзи мой перешел в четвертый класс. А то заел бы нас Дурмуш-ага, засмеял. Он-то хорошо знает, что тот, кто выучится, не останется в деревне, не погубит свою жизнь. Потому-то и не хочет, чтобы дети наши учились. Ему надо, чтобы все мы так и умерли его рабами. Но не бывать этому, Халиль, не бывать! Мой Ремзи кончит школу и уйдет отсюда, не будет работать на хозяина, не будет терпеть издевательств, — Говоря это, Камбер сокрушенно качал головой. И казалось, что он стареет прямо на глазах. — Если кому это не нравится, так пусть лопнет от злости. А мой Ремзи все же перешел в следующий класс!
Камбера будто прорвало — он говорил и говорил, видимо, находя в словах облегчение. Вынув кисет, он свернул цигарку и протянул кисет Халилю:
— Закуривай!
— Я, собственно, к тебе за советом, — сказал Халиль, посмотрел Камберу в глаза, помолчал и спросил. — Как ты думаешь, отдадут за меня Эмине?
Цветы груш разукрасили темноту белыми крапинками.
— Женитьба — дело хорошее, — ответил Камбер, — только бы не ошибиться. Иначе жизнь в ад превратится, начнешь жалеть, раскаиваться, когда изо дня в день пойдут ссоры да перекоры. Но Эмине — девушка хорошая, покладистая. А говорил ты с ней?
— Еще нет.
— Значит, прикипел ты к ней сердцем, Как это в песне: «У нее метелка из клевера стеблей. Ах, моя Эмине…» Спой давай, а мы послушаем…