Погубленные жизни (Гюней) - страница 80

— Не знаю я этой песни.

— Знаешь, знаешь…

— Знал бы — спел.

— Ладно, тогда я сам тебе ее спою" — Лицо Каммера вдруг удивительно подобрело.

— Только не смейся! — сказал он, откашлялся и запел хриплым голосом:

У нее метелка из клевера стеблей. Ах, моя Эмине!
Тоньше талий не бывает. Ах, моя Эмине!
Розой милую свою назвать я не посмею.
Роза быстро увядает. Ах, моя Эмине!

Песня об Эмине плыла над садом, деревьями, цветами, сливаясь с пением птиц.

Кружится, кружится моя Эмине.
С талией осиной, как былинка, тонкой.
Роза с милой моей не сравнится,
Роза быстро увядает, но цветет моя Эмине!

Ветер неожиданно стих. Смолкли птицы. Все притихло, все замерло, словно ожидая чего-то.

— Что это? — спросил Халиль.

— Луна всходит, — тихо ответил Камбер. Лицо его в тусклом свете было неподвижно. Мрак быстро рассеивался, радостный свет заливал мир.

Медь, золотистая медь луны… Зашелестели листья, хрустнули ветки, будто луна, рождаясь на свет, ломала скорлупу. Луна словно знала, что мир истосковался по ее волшебному свету, свету надежды, словно знала, что Халиль влюблен.

— Эмине! — прошептал Халиль.

Он неожиданно понял, что никогда не сможет забыть Эмине, не сможет уехать, покинуть ее.

Камбер запел:

Нужно до лета, красавица, ждать.
Нам через горы зимой не пройти,
Дороги подсохнут — и мы в пути!

Песня смолкла. Халиль стоял, погруженный в свои мысли. Луна уже поднялась над горизонтом и посеребрила листья. Затрещали цикады.

— Камбер, — сказал наконец Халиль, — знаешь, чего я боюсь?

Камбер поглядел на Халиля.

— Боюсь, как бы меня не постигла участь Хыдыра.

— Не говори так.

— Хыдыр умер в одиночестве, а ведь в сердце его пылала любовь…

— Так ведь он болел.

— Он был таким же, как я. И тоже любил… Но что он мог сделать, если у него не было ничего! Ни крыши над головой, ни постели, не было никого, кто мог бы ему помочь. И у меня, дядя, ничего нет.

Камбер в ответ лишь покачал головой, а Халиль продолжал:

— Я решил все рассказать хозяину. Он ведь знает, что я сирота, что он мне и за отца, и за мать. Знает, как я его люблю. Да и он меня любит. Но прежде мне нужно получить согласие Эмине.

Камбер улыбнулся.

— Любовь, Халиль, все равно что весна. Влюбленному весь мир кажется цветником. Любовь пьянит, с ума сводит. Но после весны приходит лето, а потом и зима. Так и в жизни, так и в любви.

— И все же попытка не пытка, — уходя, сказал Халиль.

6

В три часа утра надсмотрщик Кямиль, по прозвищу Курд, пошел по деревне от дома к дому поднимать батраков на работу. Длинный Махмуд проснулся еще раньше и, сидя в постели, свертывал цигарку.

— Сестрица Азиме! Сестрица Азиме! — послышался голос Кямиля.