С каждым взмахом мотыги усталость вчерашнего дня понемногу отступала, руки наливались силой. Туман постепенно рассеивался, открывая панораму простирающихся до самого горизонта полей. А вверху, над полями, все ярче голубел небосвод, который, как ничто на свете, вселяет ощущение шири и приволья…
Якуб, продолжая мотыжить свою полосу, запел. Песню подхватили и другие батраки. Это была песня людей, встречающих солнце, песня влюбленных в солнце, влюбленных в землю, в свободу…
Надсмотрщик Кямиль бегал по полю, покрикивая на тех, кто оставлял за собой хоть травинку, плохо разрежал всходы или, на миг задумавшись, прекращал работу.
Вдалеке показались старые волы, тащившие телегу с бочкой, в которой привозили воду.
— Муса, Дервиш едет! — крикнул Кямиль.
Муса улыбнулся.
Дервиш остановился у края поля и первым делом освободил волов от ярма. Кямиль засвистел в свисток. Люди положили мотыги на землю и сели отдохнуть. К батракам подошел Дервиш с мешком лепешек.
— Селям алейкюм, люди!
Батраки дружно ответили. Дервиш начал раздавать лепешки, облепленные соринками и пахнущие мешковиной. Их посыпали солью и красным перцем и ели — кто с луком, кто с чесноком.
Муса жевал лепешку, а сам все поглядывал на Дервиша.
— Ну что уставился? — заговорил Дервиш. — Не могу, ей-богу, не могу сегодня, у меня дел по горло. Вот прямо сейчас и ухожу.
Ничего не отвечая, Муса продолжал заглядывать Дервишу в глаза.
— Ей-богу, некогда, зато завтра — во как помогу тебе! И послезавтра тоже!
— Ну поработай за него сегодня хоть чуть-чуть, Дервиш. Ведь он тебе друг, — сказал Кямиль.
— Давай, давай, Дервиш, поработай за него малость, — уговаривал Дервиша Плешивый Хасан. — По крайней мере будешь знать, как опаздывать с водой.
Дервиш взглянул на Мусу. Тот молча жевал свою лепешку.
— Не могу. Дело у меня неотложное.
Муса спокойно сидел, видимо, наперед зная, чем все это кончится. Кямиль опять засвистел. Люди поднялись на ноги. Только Муса продолжал сидеть и жевать. Дервиш, подбоченившись, спросил:
— Значит, не будешь больше мотыжить?
Муса отрицательно покачал головой.
Дервиш покорно взял мотыгу Мусы и пошел на его полосу.
Муса ухмыльнулся и, пошатываясь, направился в тень, отбрасываемую бочкой.
— Мусе не позавидуешь, — заметил Кямиль.
— Он все равно что нищий, — сказала Азиме.
— Бедняга ноги протянул бы, если бы жил на одно жалованье сторожа, — вмешался в разговор Телли Ибрагим.
— Где нищета, там и беда. Что погнало детей Аджема в город? Нищета, — проговорил Плешивый Хасан.
— А ты, Хасан, прямо помешался на этих детях, — с укором сказал Кямиль.