Друзей Зяблик больше не видел. Только на суде ему удалось из витиеватых речений судьи вызнать, что обвиняют его в ограблении. Не то из дома княжеского казначея, не то из едущей к нему повозки украли золотую статую. Всё бы ничего, но это была статуя, изображающая юную жену казначея, которую тот любил больше жизни. Выяснилось, что девушка его обманывала и сама вступила в сговор с злоумышленниками. Дело вышло государственным и серьезным, его старались решить быстро и тайно.
Зяблика никто не слушал. А жену казначея он увидел один лишь раз, на том же суде. Её спросили, знает ли она этого человека, и девушка — действительно очень красивая, — зло сверкнув глазами, выпалила: «Да!». Зяблик промолчал. Во взгляде девушки он увидел свою судьбу. Она тонула и готова была утянуть с собой на дно любого, лишь бы не одной погибать.
Так Зяблик оказался в каземате. Однажды стражники увлеклись беседой, и один из них спиной оперся о решетку. Зяблик, затаив дыхание, выдернул у него из-за пояса нож и спрятал за пазуху. Если уж казнь — так хоть согрешить! Казнят за кражу — так украсть! Чтобы не так обидно было смерть принять. Чтобы, ожидая удара топором, думать об этом ноже и вспоминать, как в полумраке исступленно вырезал на грязных вонючих нарах лицо супруги казначея и подписал: «Шлюха». Потом изобразил двух «друзей». Что с ними сталось — Зяблик так и не понял. Не то их стражники убили, не то казнили без суда, не то просто отправили в другой каземат.
Этот нож Зяблик протащил с собой и на корабль. Унес с собой свой страшный грех, который заслужил, на который имел право. А теперь — его забрали. И Зяблик больше ничем не отличался от грязных измученных смертников, храпящих вокруг. Поэтому слезы душили его. Ворон унес грех, и впервые за многие дни Зяблик подумал: «Меня вообще не должно было здесь быть! Я должен был управлять лавкой отца, может, жениться на Наирри. Но не плыть на овеянный мифами Запад, воевать с вампирами, которых месяц назад ещё не существовало!».
Он представил себе войну. Широкое поле. С одной стороны — сброд безоружных смертников, с другой — уходящая за горизонт армия ужасных чудовищ, лишь отдаленно напоминающих людей. С их клыков капает кровь, глаза пылают, из глоток рвется рычание. Зяблик едва удержал стон. Будь у него нож, он бы лелеял надежду убить себя раньше, избежать этого кошмара. Теперь и последней надежды нет.
Рыдания прорывались наружу. Вот-вот кто-нибудь заворочается, даст ему пинка, хрипло скажет: «Эй, заткнись, там! Дай поспать!». А потом поползет слух, что Зяблик плакал, и над ним начнут глумиться ещё больше, чем раньше. Его ведь окружали настоящие злодеи. Те, для кого Алая Река — единственная госпожа.