— Чего застыл? — Подзатыльник от смотрящего едва не сбросил Зяблика за борт. — Хочешь князю пожаловаться на жизнь горькую? Прыгай, плыви.
Зяблик вспомнил имя этого жирного, наглого вора. Здесь, на корабле, его звали Чибис. Склонив голову, Зяблик побежал с ведром обратно. Чибис! Лучше бы Павлином назвали. Хотя Павлин, говорят, есть на другом корабле.
Под конец работы в глазах у Зяблика темнело — и от вони, и от усилий. Спину ломило, хотелось завалиться на залитую солнцем палубу и с минутку полежать. Но Чибис оказался тут как тут.
— Дерьмо убрал? Теперь помой там всё, да чтоб блестело. Кони-то живые?
Зяблик молча кивнул в ответ и сбросил за борт ведро на веревке, чтобы набрать соленой воды. Краем глаза заметил Нырка, с преувеличенным усердием натирающего палубу. Слева и справа от него смертники занимались тем же самым. Заключенные рангом повыше сгрудились на корме, где, под руководством Орла, приседали, отжимались, поднимали друг дружку. «Заключенный не должен сидеть без дела, — в первый же день сказал им капитан. — Заключенный, у которого нет дела, — это заключенный, который думает. Но заключенный на корабле не должен думать. Он должен добраться живым до места и сделать то, чего от него ждут. Поэтому вас будут наказывать, и наказывать сурово за безделье и за убийства. Никто никого не убивает, ясно? За каждое убийство я лично отхлещу кого-то своей любимой плеткой. А потом оставлю болтаться на рее под ярким солнцем вверх ногами. Но я так поступлю не с тем, кто убил, а с самым главным смотрящим. Угадайте, что он потом с вами сделает. И не получит за это никакого взыскания». С этими словами капитан указал на Ворона, и по толпе заключенных пронесся ропот. О Вороне ходили легенды. У Ворона не было имени. Его звали Вороном задолго до того, как он угодил за решетку.
Ещё с десяток ходок туда-сюда с полным ведром. Закончив, Зяблик снял с лица повязку и глубоко вдохнул, стоя среди лошадей. Не то привык, не то правда — навозом почти не пахнет. Тихонько поставив ведро в углу, Зяблик поднялся на верхнюю палубу. Был соблазн завалиться на нижней и вздремнуть. Но если найдут так — мытьё конюшен сказкой покажется. А наверху всегда можно затеряться, найти себе какое-нибудь дельце, или его видимость.
Я присмотрю за тобой.
Зяблик споткнулся о ступеньку, когда корабль качнуло на волне. Ворон. Ворон никогда не говорит ради красного словца. Зяблик чувствовал его взгляд сквозь доски палубы. Зоркий единственный глаз, от которого не спрячешься.
Но что если поговорить с ним, объяснить, зачем нож? Что ему, жалко, что ли, будет? Ну, не вернет, так хоть простит, забудет, отвернется. Ворон ведь человек, а с любым человеком можно найти общий язык.