— Вот почему, — огрызнулся он, глядя в ее расширенные темнеющие глаза. — Потому что все, о чем я могу думать, это, как тебя трахнуть. Это делает тебя опасной для этого ранчо и для всех его жильцов.
— Нет, это делает тебя опасным, — она заставила слова слететь с губ.
— Но не я лишь кого-то здесь навещаю, — напомнил он ей. — А ты.
Ее губы раздвинулись, чтобы поспорить, сказать больше; вместо того, чтобы позволить ей сделать это, он заткнул ее единственным доступным ему способом.
Его губы накрыли ее.
Его язык проскользнул сквозь ее губы, спутался с губами, и жар, наполнявший ее, начал пульсировать и наполнять их обоих пьянящим, пряным вкусом.
Что за черт?
Это должен был быть слух.
Язык и земляная пряность брачного афродизиака, наполнявшие поцелуй.
Невозможно держаться, устоять от вкуса, что может дать им обоим наслаждение.
Черт.
Шок охватил его, окутав все чувства, но не произошло ничего, что бы усмирило пламя, обжигающее его плоть, и голод, бушующий между ними. Остальное не имело значения. Ничто не имело значения, кроме того, чтобы прикасаться к ней, чувствовать ее, удерживать в руках и привыкать к вкусу поцелуя.
И ей понравился вкус их поцелуя.
Ее губы окружали его язык с каждым движение между ними, пока он имитировал акт, в котором так отчаянно нуждался.
Постанывая от его поцелуя, вскрикивая с каждой новой дозой гормона спаривания, проливающегося на ее язык, его потребность пересеклась с ее собственной, а затем заставила их сгорать еще больше.
И только тогда, когда его язык прижался к ее, осмеливаясь взять больше ее вкуса, он понял, что захватывающий вкус пряного тепла исходил не только от него, но и от этой слишком нежной, слишком соблазнительной маленькой представительницы Пород.
Наклонившись к ней, чувствуя, как ее стройные колени сжимают его бедра, ничего не имело значения, кроме как прикосновения к ней. Дернуть ее топ через голову и освободить ее мягкую плоть.
Пробуя ее снова и снова. Целуя глубже, сильнее, привязывая ее к нему таким образом, чтобы она никогда не попыталась убежать.
Как будто читая его мысли, она подняла руки с его плеч, чтобы он потянул топ и бросил его где-то за ними.
Боже, он, правда, собирается взять ее здесь? На своем столе?
Мог ли он придумать лучшее место и время, чем здесь и сейчас?
Отходя назад, преодолевая нарастающий голод поцелуя, Дэвил уставился на нее, потрясенный своим поступком, своими мыслями.
Он никогда, ни в коем случае, не брал женщину, не обеспечив сначала их комфорт и удовольствие.
— Пожалуйста, — мягкая мольба, которая слетела с ее губ, остановила его от того, чтобы оторваться от нее.