— Ничего я не совала! — взвизгнула я.
— Когда это она выучилась писать? — съязвил Джед.
— Потише, Джед, — осадил его папа. — Тут дело серьезное. Это тебе не шутки.
— Сара, забери Джеда, — распорядилась мама. — Идите на кухню и позавтракайте.
Сара повела Джеда к двери. Но он вывернулся.
— Я хочу остаться! — закричал он. — Я хочу посмотреть, как вы накажете Эми!
— Вон! — крикнула мама, замахав на него руками.
Сара вытащила его из комнаты.
Меня колотила крупная дрожь. Прищурившись, я посмотрела на Слэппи. Неужели его ухмылка стала шире?
Я смотрела на кисть в его руке. Красная краска на щетинках расплывалась, расплывалась, пока перед глазами не осталась одна сплошная краснота.
Несколько раз моргнув, я повернулась к родителям.
— Вы действительно мне не верите? — спросила я дрожащим голосом.
Они покачали головами.
— Как же нам тебе поверить, милая? — ответила мама.
— Мы не можем поверить в то, что деревянный болванчик учинил все это безобразие в Сариной комнате, — добавил папа. — Почему бы тебе не сказать нам правду, Эми?
— Но я уже сказала! — возразила я.
Как мне доказать им это? Как?
С яростным воплем я захлопнула дверь чулана.
— Давай попробуем успокоиться, — тихо попросила мама. — Давайте оденемся и позавтракаем. Поговорить можно, когда все хоть чуточку устаканится.
— Дельная мысль, — сказал папа, по-прежнему щуря на меня глаза за стеклами очков, будто видел впервые в жизни.
Он поскреб лысину.
— Похоже, придется звать маляра. Красный как минимум в два слоя закрашивать нужно.
Они с мамой повернулись и медленно направились к двери, обсуждая по дороге, сколько денег уйдет на то, чтобы привести комнату Сары в божеский вид.
Стоя посреди комнаты, я закрыла глаза. Всякий раз, закрывая их, я видела красный цвет, обезобразивший стены Сариной комнаты:
ЭМИ ЭМИ ЭМИ ЭМИ
— Но я этого не делала! — выкрикнула я вслух.
Чувствуя, как колотится сердце, я повернулась, взялась за ручку и рывком распахнула дверь чулана.
Ухватив Слэппи за плечи, я подняла его с пола.
Кисть выскользнула из его пальцев и со стуком приземлилась возле моей босой ноги.
В гневе я затрясла болванчика. Затрясла так яростно, что его руки и ноги мотались из стороны в сторону, а голова запрокинулась назад.
Затем я подняла его так, чтобы его глаза оказались вровень с моими.
— Признавайся! — закричала я, глядя со злостью в его ухмыляющуюся физиономию. — Ну же! Признавайся, что это сделал ты! Скажи мне, что это сделал ты!
Стеклянные глаза слепо таращились на меня.
Безжизненные.
Пустые.
Никто из нас не шевелился.
А потом, к моему ужасу, деревянные губы разомкнулись. Красный рот медленно приоткрылся.