Однако, характеръ у Шорина, по общему признанію, былъ великолѣпный. Всегда добродушный, веселый, доброжелательный, Викторъ производилъ отличное впечатлѣніе на всѣхъ. И единственнымъ только недостаткомъ его, по мнѣнію Вольскаго, было стремленіе къ нѣкоторымъ преувеличеніямъ при изложеніи фактовъ изъ дѣйствительной жизни.
— А гдѣ же вы научились управлять машиной? — недовѣрчиво спросилъ старикъ пріятеля своего сына, сдавшись наконецъ на уговоры Сергѣя. — Вы много до сихъ поръ ѣздили?
— Я? О, будьте покойны, Павелъ Андреевичъ, — бодро отвѣтилъ Шоринъ. — Въ прошломъ году я, можно сказать, исколесилъ всю Англію вдоль и поперекъ. Если угодно, могу показать свидѣтельство на право ѣзды.
Вольскій изъ деликатности свидѣтельства не пожелалъ смотрѣть и, вздохнувъ, согласился. Прибывъ въ Кале, онъ приказалъ Джеку отправиться въ Савойю по желѣзной дорогѣ и сѣлъ съ Сергѣемъ въ автомобиль. Шоринъ запасся бензиномъ, торжественно помѣстился у руля, и путешественники двинулись въ путь по направленію къ Парижу.
По прекрасной дорогѣ, обсаженной по обѣимъ сторонамъ деревьями, благополучно ѣхали около часа. Сначала Вольскому показалось, что Викторъ по молодости лѣтъ слишкомъ злоупотребляетъ скоростью; но затѣмъ, успокоившись, старикъ откинулся на спинку автомобиля и началъ дремать.
— Что случилось? — испуганно спросилъ онъ, почувствовавъ, вдругъ, толчекъ и услышавъ на дорогѣ какіе-то крики.
— Папа, дай пятьсотъ франковъ, — сказалъ Сергѣй, заглядывая въ машину послѣ ознакомленія съ возникшими на шоссе обстоятельствами. — Мы сбили съ ногъ какого-то дурака фермера.
— А почему именно пятьсотъ?
— Разодрали ему костюмъ. Иначе будетъ судомъ требовать.
— Для начала недурно, — хмуро пробормоталъ Вольскій, доставая бумажникъ и стараясь не придвигаться къ окну, чтобы не принимать активнаго участія въ происшествіи. — Дуракъ фермеръ или не дуракъ, не знаю. Но изъ Парижа въ Савойю, во всякомъ случаѣ, я поѣду въ поѣздѣ. И тебя тоже съ собой возьму, Сергѣй.
— Да… Исторія, — сѣвъ за руль и давъ машинѣ сразу полный ходъ, задумчиво проговорилъ Викторъ. — Только прошу васъ, Павелъ Андреевичъ, — обернувшись къ Вольскому, добавилъ онъ, — не безпокойтесь, пожалуйста. Въ сущности, ни одинъ самый испытанный автомобилистъ не можетъ сказать заранѣе, что съ нимъ произойдетъ въ дорогѣ.
— Я не очень безпокоюсь, другъ мой, — мрачно отвѣтилъ изъ глубины автомобиля Вольскій. — Но все-таки прошу объ одномъ: не оборачивайтесь назадъ, когда ѣдете впередъ.
— Ничего. Пустяки. У меня всѣ движенья давно стали автоматическими.
Въ Парижѣ Вольскіе пробыли три дня, причемъ старикъ сдержалъ обѣщаніе: въ автомобилѣ дальше не доѣхалъ, Сергѣю тоже запретилъ, и Шоринъ принужденъ былъ вести машину въ Савойю одинъ. Узнавъ, что вмѣстѣ съ Вольскими въ замокъ переѣзжаетъ изъ Парижа также ихъ родственница Горева, старая чопорная женщина, Викторъ деликатно предложилъ ей: не пожелаетъ ли она замѣнить душный вагонъ желѣзной дороги просторнымъ удобнымъ автомобилемъ? Однако, зная уже о происшествіи съ фермеромъ, Горева тоже отвѣтила рѣшительнымъ отказомъ.