«Или, например, – пишет он дальше, – задали мне доклад по искусству Древнего Рима сделать, приходится перечитывать подручную тематическую литературу: фрагментами историю этого самого Рима и биографию Мецената. А я хочу Флобера почитать, у меня стихи Бориса Корнилова пылятся».
Музыка! Музыка, а не смс.
Значит, недаром на родах я видел, как является на свет черноволосый, сморщенный человеческий детёныш – мой первенец. Недаром просыпался ночью на его кряхтенье и докармливал его из соски, читая при этом Владимира Набокова, разложенного на коленях.
Мы были молодые и неопытные родители, почему-то не догадались, что отверстие в соске можно сделать побольше, и тогда ребёнок будет быстрее расправляться с содержимым бутылочки. Нагреть иголочку над конфоркой и проткнуть: всего-то.
В итоге бутылочку он, терпеливо причмокивая, потреблял минут по сорок, а то и больше. Так я и прочитал всего Набокова за год, русского и английского, ночами. А потом ещё и Газданова перечитал. Солдата Гражданской войны, участника французского Сопротивления, любимейшего из всех известных мне сочинителей. Иногда даже печалился, что молоко в бутылочке так быстро кончается.
Ночь, нежнейший свет лампы, сын на коленях, книжка в руке, – счастье. Сил было тогда много. Мог вообще не спать. Как, впрочем, и сейчас.
А в финале смс сын вдруг пишет: «Я хочу приехать к тебе в Донецк».
Нет, все-таки недаром я читал тогда Газданова.
А как твоя жизнь, сын, в целом? Какие прозрения снизошли на тебя, когда вышел ты один на свою дорогу?
Отвечает: «Конечно, удобнее всего было бы в качестве “новостей” начать рассказывать про удивительные открывшиеся мне нюансы самостоятельной жизни. И мама, и бабушка, и тётя обращаются ко мне именно с такой постановкой вопроса. Но мне нечего им ответить. Моё мироощущение никак не меняется. Живу обычной жизнью, просто без родственников».
Что ж, всё, как я хотел. Весь в меня.
Ещё дети, наконец, пытаются делать что-то собственными руками – в смысле подарки.
То мы им всё дарили, а теперь ответы посыпались.
Старшая дочка сплела мне сердце – бумажное, в золото выкрашенное. Я вожу его с собою. Теперь у меня два сердца. Своё, немного загнанное, прокуренное и немного пропитое, и запасное, золотое.
Младшая наклеила на бумагу невозможную абракадабру – видимо, символизирующую мою удивительную и сумбурную жизнь, – из пластилина, а рядом прилепила четыре буковки: «п», «а», «п», «а». Но так как она у нас левша и многое делает несколько наоборот, то получается у нее: апап.
Апап и амам.
Или средние, девочка с мальчиком, на ватмане нарисуют целую панораму. Наши собаки – две. Наше застолье. Наши прогулки. Воздушные шарики, конечно. Воздушные шарики всегда могут спасти экспозицию и наполнить ее смыслом. Всё нарисовано невозможно криво, вразброс. Никто из детей ни в малейшей мере не унаследовал одарённость дедушки – мой отец отлично рисовал. Ну да ладно: зато как любопытно изучать, кто в семье – согласно этим рисункам – самый большой: папа, мама или собака, кто самый маленький, кто самый весёлый, а кто самый строгий. Истинная находка для психолога! По этим рисункам идеально высвечивается то, как дети видят свою семью, своё место внутри семьи.