И как хорошо было разъезжать под его пение!
Он здорово пел. Он был ещё одним бойцом в нашей машине.
И ещё – он был прирождённый мастер, не потерявший лица за целую эпоху. Это так сложно!
Он – из тех времён, где жили Синатра и Дассен, и он был им ровня. Но только на нём стоял советский знак качества: с этим знаком взлетали в космос и вгрызались во льды – его голос символизировал всё это, наряду с радиосводками Левитана и чарующими интонациями Шульженко, Кристалинской, Зыкиной.
Кобзон оказался не меньше своего Отечества: он высоко и без пафоса нёс свою стать, и потому мы неизбежно увидели и услышали его в Донецке, куда он на свои деньги загонял фуры дорогущих лекарств и где пел, обколотый обезболивающими, по пять, шесть, семь часов подряд.
«Человек! Сейчас таких не делают», – сказал о нём Захарченко, который всяких людей повидал, причём в самых страшных ситуациях.
Сейчас таких не делают.
На одном из московских концертов Кобзон посвятил песню Арсену Мотороле Павлову, только что погибшему, – и я снова увидел те самые глаза, что заметил тогда, молодым омоновцем, на свежей бойцовской могиле, и в этот раз поверил Иосифу Давыдовичу окончательно и на всю жизнь.
Иосиф Давыдович, спасибо тебе, русский человек.
Поклон тебе от бойцов, от людей Донбасса, выстоявшего под твой голос, и от всего русского века, пронумерованного цифрой XX, будто крестами или офицерскими ремнями.
Так волнительно, когда, зайдя в электронную почту, сразу ищешь имя дочери среди заголовков непрочитанных писем. И вдруг видишь!
И скорей его открываешь, раньше ста других писем, которые, разбухая полужирным шрифтом, требуют прочтения: минкульт, минобороны, дарители, просители, агенты, контрагенты.
«Папочка, ты где сейчас, я по тебе скучаю, когда приедешь, я пошла на ипподром, приезжай скорей».
Письма короткие, как сердечный укол, – а перечитываешь их, словно любимое стихотворение.
Столько в этом, длиной в строку, письме видишь смысла. Да что там смысла – узнаёшь, ошарашенный, огромные и удивительные итоги своей жизни: она была прекрасна, она была!
И ещё: тебя ждут. Едва ли есть вещи в жизни, которые важней этого пронзительного ощущения.
…А можно старшему сыну написать смс.
Как там твой университет, сын? Что читаешь, что слушаешь во время свободное от?
«Учёба, чтоб её. Пошли доклады да рефераты всякие, времени на “саморазвитие” уже не остаётся почти».
Читаю его смс и думаю: какой всё-таки молодец. Саморазвитие поставил в кавычки, чтоб иронично отстраниться от этого чуть пафосного и слишком серьёзного слова.