На войне любят алкоголь, но алкоголь – зло.
На войне сложно жить за счёт «образа».
Всякие понты быстро станут прозрачны. Любая ложь скоро вскроется. Цена тебе станет всем очевидна.
Войну не любят и презирают воюющих в первую очередь те, кто отлично про себя знает: здесь он был бы раздавлен ещё до того, как рядом упала б первая мина. Поэтому все они любят рассказывать, что вот на Отечественную войну они пошли бы, а то, что сейчас происходит, – это зло, зло и зло.
Чтоб победить в любой Отечественной – надо учиться воевать, надо воевать, воевать и воевать. Иначе, когда она начнётся, ты будешь сразу убит. Или, что куда вероятнее, направишься на ташкентский фронт. Был и такой; кто в курсе – те в курсе.
Война – наука, тут надо знать десятки, сотни, тысячи разнообразных вещей.
Если ты их не знаешь – ты принесёшь вред не только себе, но – что куда хуже – ближайшим товарищам.
На войне убивают не всех.
На войне не убивают даже половину личного состава.
Люди, приезжающие на войну умирать, – это плохие бойцы.
Здесь их называют «суицидники». Суицидник – это тот, кто не прикроет тебя, перепутает поставленную задачу, задурит, бросится под выстрел.
На войну не надо приезжать умирать. На войну надо приезжать жить.
Война – это такая работа. Война – это такая жизнь, только лучше жизни.
Долгожданная встреча с личным телом
Четыре года я колесил по донбасским дорогам, накрутив тысячи и тысячи километров. Два года я носил форму и оружие, и вся машина моя пропахла оружием и никотином.
Всякий раз, переходя российскую границу, я провожу осмотр своего собственного автомобиля, находя то там, то здесь завалившийся магазин, гранату или одинокий патрон, спрятавшийся под сиденьем. Статья, между прочим, уголовная. Никому не докажешь потом, что я профессиональный сепаратист, и мой переезд на Донбасс спокойно комментировали такие люди, как пресс-секретарь российского президента и глава МИД.
Этим летом я решил демобилизоваться; два года – больше, чем «срочка» в наши дни; дел в большой России накопилось много, и ещё организм мягко намекнул мне, что не мешало бы снять с него часть нагрузок.
Ладно-ладно, успокойся, скоро отдохнёшь, – отмахнулся я.
Я демобилизовался, пару дней попраздновав в Донецке это событие; с утра, проспав пять часов, сел за руль, и к вечеру, проехав под полторы тысячи километров в один заход, уже был на своей перевалочной базе под Москвой. Я сто раз так делал.
Со мной приехали два моих ополченца – бойцы, помогающие мне не только в делах военных, но и мирных.
Мы выпили чаю – на этот раз действительно чаю, – и легли спать.