— Развѣ не все уже сказано, Формика? Ты не любишь меня. Ты не хочешь, чтобы мы жили вмѣстѣ, какъ одно существо. Вотъ и все… Но что ты искала меня — это хорошо. Это значитъ, что ты, все-таки, думаешь обо мнѣ.
— Да, я всегда буду думать о тебѣ, потому что ты, можетъ быть, лучшій изъ всѣхъ людей. Помни, что это не одни только слова, Виланъ. Если у тебя есть еще надежда, то отбрось ее поскорѣе. И поѣзжай туда, куда ты хотѣлъ ѣхать, — на сѣверъ, потому что тамъ ты скорѣе все забудешь.
— Конечно, я забуду. Временами мнѣ бываетъ очень больно, но всякая боль имѣетъ то же свойство, какъ и счастье: когда-нибудь она кончается. Сегодня я много говорилъ съ одной сѣверной женщиной. Странные цвѣты выростаютъ иногда тамъ, въ снѣгахъ. Но волосы у нея темные, а ничего темнаго я не люблю. Я и сейчасъ, ночью, чувствую себя не совсѣмъ хорошо. Пойдемъ куда-нибудь, гдѣ хотя немного свѣтлѣе.
— Хорошо. Тебѣ придется, въ такомъ случаѣ, прово-дить меня на станцію, потому что я уѣзжаю сейчасъ, ночью.
Они пошли рядомъ, и на крутомъ спускѣ Виланъ заботливо, какъ ребенка, поддерживалъ своего товарища за талію.
— Сейчасъ я видѣла Лію.
— Знаю. Вы были вмѣстѣ въ храмѣ.
— Да. Потомъ я проводила ихъ до домика Коро. Лія останется тамъ.
— Не разсказывай мнѣ этого. Вѣдь и ты могла бы придти ко мнѣ сегодня. И если ты никогда не полюбишь меня, то вѣдь и Коро… Онъ не найдетъ для себя никого, кромѣ Ліи. Никого, лучше Ліи.
— У тебя большіе глаза — и они такъ мало видятъ. Не минуетъ и года, говорю я тебѣ, какъ къ тебѣ придетъ Коро и будетъ разсказывать о своемъ горѣ. Сейчасъ онъ счастливъ — и Лія прекрасна, — но это еще не все. Каждый изгибъ мысли Коро знакомъ мнѣ. Поэтому я могу предвидѣть его будущее лучше, чѣмъ онъ самъ.
— Я не могу спорить. Я знаю только, что потерялъ тебя навсегда. Ты думаешь, что Коро, въ концѣ концовъ, придетъ къ тебѣ? Но вѣдь и Лія не изъ тѣхъ, которыя слишкомъ быстро уступаютъ. Она постарается привязать къ себѣ художника всей силой любви и красоты. Да, да. Она красивѣе тебя.
Впереди, за поворотомъ дороги, забрезжилъ свѣтъ. И отзвуки движенія, голоса никогда не замирающей жизни, донеслись до ушей двухъ путниковъ.
— Вотъ мы и пришли уже! — съ сожалѣніемъ сказалъ Виланъ. — Слишкомъ скоро. И весь сегодняшній день прошелъ, какъ сонъ. Если бы у меня не было еще впереди такъ много веселой работы и такихъ увлекательныхъ надеждъ, — я, пожалуй, позавидовалъ бы Галу. За хорошимъ, утромъ для меня пришелъ плохой вечеръ, Формика…
Среди океана, теплаго океана съ изумрудными волнами, въ которыхъ плаваютъ прозрачныя кружевныя медузы, выросъ гористый островъ. Вершины горъ, покрытыхъ снѣгомъ, совсѣмъ бѣлы, и въ полдень на нихъ лежатъ прозрачныя синія тѣни, а утромъ и вечеромъ онѣ окрашиваются теплой кровью заката. Внизу, у берега, зеленѣетъ тропическій лѣсъ, обвитый гирляндами вьющихся растеній, обремененный причудливыми плодами, пропитанный влажнымъ, одуряющимъ запахомъ цвѣтовъ. Въ тѣни деревьевъ, на лѣсныхъ полянахъ, прохладно и сумрачно. Солнечный свѣтъ, пробираясь сквозь чащу листьевъ, зеленѣетъ и теряетъ свою жгучесть. А выше, между лѣсомъ и бѣло-голубыми снѣгами, поднимаютъ свои мшистыя, сѣдыя головы голыя скалы, и раскаленный воздухъ струится тамъ тонкими, прозрачными волнами. Еще выше — холодно и пустынно. Уродливыя карликовыя ели стелются по камнямъ, какъ будто ихъ придавила невидимая, свинцово-тяжелая пята. И одѣтые пушистымъ мѣхомъ маленькіе звѣрьки прячутся въ глубокихъ норахъ отъ ночного холода.