Смерть выжидала долго, но, когда ея время пришло, напала быстро и увѣренно. И остатокъ жизни не былъ уже теперь для Павла безконечно длинной дорогой, за каждымъ поворотомъ которой открываются новыя дали и новыя радости. Конецъ дороги былъ совсѣмъ близокъ, — и старый учитель видѣлъ, что она обрывается на краю пропасти, изъ которой поднимается черный и удушливый дымъ смерти.
Нѣсколько разъ онъ сносился со своимъ другомъ и сверстникомъ, — Лексомъ, но держалъ втайнѣ полученные отъ него отвѣты.
Онъ любилъ уединеніе, и одна только Формика дѣлила съ нимъ одинокіе вечерніе часы. Онъ давалъ ей послѣднія указанія по поводу завѣщанной работы, а когда утомлялся, — оба умолкали, и одинаково грустны были ихъ думы, — думы о жизни и думы о смерти. Но горе Формики блѣднѣло вблизи этой старческой скорби, такой простой и такой величественной.
Старикъ уловилъ сожалѣющій взглядъ ученицы и сказалъ ей:
— Мнѣ не страшна смерть, Формика. Я боюсь только, какъ бы моя мыслительная способность не изсякла слишкомъ рано. Старое тѣло еще будетъ жить, — будетъ бременить землю съ лишенной разума безцѣльностью, — а мысль уже погибнетъ. Этого не должно случиться. Я надѣюсь на тебя, Формика.
Она молча наклонила голову.
— Я надѣюсь на тебя. Когда часъ пробьетъ, и разумъ покинетъ меня окончательно, — ты знаешь уже, что ты должна сдѣлать.
— Мнѣ тяжело говорить объ этомъ, учитель, но я понимаю тебя и сдѣлаю все, что нужно. Вся твоя жизнь— какъ красивое, стройное зданіе, и нужно, чтобы это зданіе было достойно завершено. Но я надѣюсь, что моей помощи не понадобится. Ты пробудешь съ нами еще не одинъ день, а потомъ уйдешь спокойно и безболѣзненно.
— Я тоже хочу вѣрить… Но теперь иди къ себѣ, мое дитя. Я усталъ.
Возвращаясь домой, Формика встрѣтила въ сумракѣ какого-то человѣка, не похожаго ни на одного изъ учениковъ Павла. Она хотѣла пройти мимо, но человѣкъ окликнулъ ее по имени и она остановилась. Вглядѣлась пристальнѣе и спросила съ легкимъ недоумѣніемъ:
— Кто ты? Я никогда не встръчала тебя.
— Меня трудно было бы встрѣтить, потому-что больше половины своей жизни я провелъ на одномъ мѣстѣ, какъ устрица въ своей раковинѣ. Но тебя я знаю, Формика. О тебѣ мнѣ много говорили твои друзья.
— Мои друзья?
— Да. Коро и Лія.
— Они просили тебя сообщить мнѣ что-нибудь?
— Ничего, кромѣ того, что они счастливы.
— Это я знаю.
Ей не нравился этотъ незнакомый человѣкъ, и въ его словахъ, какъ будто, сквозила насмѣшка. Она пошла своей дорогой, но человѣкъ нагналъ ее и она слышала за своей спиной его тяжелые, неровные шаги. И, такъ какъ онъ слѣдовалъ за нею до самыхъ дверей ея комнаты, и, кромѣ того, могъ разсказать что-нибудь новое о ея друзьяхъ, она предложила ему войти.