Праздник Весны (Олигер) - страница 76

Однажды повела Вилана къ невысокому бугру, неподалеку отъ маяка, и тамъ, на пригрѣтой прогалинѣ, показала ему выглядывавшій изъ-подъ не совсѣмъ еще стаявшаго снѣга блѣдно-голубой цвѣтокъ, — такой жалкій и чужой среди одѣвшаго камни сѣраго лишайника. Но этотъ единственный цвѣтокъ внесъ во всю природу что-то ласковое, — и каждый день Виланъ и Астрея приходили потомъ любоваться его робкой жизнью.

Во время этихъ прогулокъ Виланъ со своей откровенной простотой разсказалъ спутницѣ всю исторію своей жизни, до послѣднихъ дней, до того праздника Весны, на которомъ они встрѣтились. И по мѣрѣ того, какъ разсказывалъ, все спокойнѣе и подробнѣе, — чувствовалъ, что старое горе уже притупилось и отъ многаго, что было такъ остро и живо, остались одни горькія слова безъ переживаній. Въ глубинѣ души онъ даже немножко досадовалъ на это, но не могъ лгать самому себѣ. Потомъ сказалъ и Астреѣ:

— Знаешь, за послѣднее время я чувствую себя совсѣмъ иначе, чѣмъ тогда. Вотъ, я вспоминаю ночь разставанія съ Формикой. Помню, я нажалъ рычагъ, гасившій огни храма, и мнѣ казалось тогда, что вмѣстѣ съ этими огнями я гашу и весь свѣтъ своей жизни.

— А теперь?

— Тогда многія мечты погасли, конечно. Но вѣдь стоитъ повернуть рычагъ въ другую сторону — и онѣ зажгутся снова.

— Для кого же? Или ты все еще вѣришь?

— Нѣтъ. Но нашъ маякъ пока еще теменъ и уродливъ. А ты вѣришь, что въ слѣдующую ночь онъ вспыхнетъ огнемъ и останется вѣчнымъ памятникомъ нашей работы. Ты вѣришь?

Она посмотрѣла, — не на маякъ, возвышавшійся вдали, а на сумрачное, загрубѣвшее лицо своего спутника. Въ глубинѣ ея темныхъ глазъ отразилось теплое и ласкающее.

— Вѣрю. Но ты долженъ совсѣмъ забыть о Формикѣ. Недавно ты цѣловалъ меня, хотя я и не позволяла тебѣ этого. И мнѣ показалось, что ты поцѣловалъ не меня, а свою мечту. Этого я не хочу.

— О, Астрея, я прошелъ черезъ страданіе и сталъ еще крѣпче, чѣмъ прежде. Но вѣдь я не виноватъ, что у тебя волосы черные, а не золотые.

Она немного подумала, потомъ сказала:

— Если ты такъ хочешь, я могу сдѣлать ихъ свѣтлыми.

Биланъ взглянулъ и уловилъ въ ея глазахъ еще не успѣвшіе погаснуть отблески.

— Не нужно! — сказалъ онъ быстро. — Нѣтъ, не нужно! Мнѣ уже было бы ихъ жаль…

54

Каждый день къ концу работъ голосъ Павла слабѣлъ и руки у него начали дрожать крупной старческой дрожью. Иногда по нѣсколько разъ повторялъ передъ учениками одно и то же объясненіе, потомъ вдругъ закрывалъ глаза ладонью, останавливался и стоялъ такъ долго, блѣдный и молчаливый. Ученики съ тревогой и участіемъ слѣдили за этой перемѣной. Давно уже ждали ее, потому-что старый Павелъ несъ на себѣ великое бремя годовъ, — но все же страшна была не новая догадка.