Кроха (Кэри) - страница 199
– Вот что я тебе скажу, – говорил он. – Ты крупная, и вся в родинках, и с пышными волосами, да-да, ты такая. Это Шарлотта, деловая дама с сигарой, успешная дама, и мы все тобою гордимся. Ты удивительная в самых разных проявлениях! Есть Шарлотта-мать, вырастившая чудного сына. Есть Шарлотта – глава семьи, никого не обделяющая своим вниманием. И есть также Шарлотта – вдова, мы не должны забывать и о ней, хотя эта Шарлотта куда менее важна, чем прочие твои ипостаси. И она, пожалуй, может уйти, потому что это Шарлотта прошлого. А ведь есть Шарлотта настоящего, разве нет? В конце концов, вот она лежит в своей постели. Одна ее часть тянется назад, а другая, мне кажется, непоколебима, да? И эта часть слегка устремлена вперед? Да! Вот она, Шарлотта будущего! Возможно, лучшая из всех возможных Шарлотт.
Двери с надписями ВХОД и ВЫХОД были закрыты. Гипсовая форма головы казненного монарха дожидалась своего часа, чтобы быть истребованной Национальной ассамблеей.
Но такого указания так и не последовало. Похоже, никому это уже не было нужно. И гипсовая форма так и лежала там, где я ее положила: две половинки, связанные бечевкой. В пустоте внутри гипсовой скорлупы была заключена огромная история страны. И мы были ее хранителями.
В те дни мы с Эдмоном внезапно сблизились. Больше нам некому было воспрепятствовать. И вновь сблизившись после столь долгой разлуки, поначалу мы не могли найти нужных слов друг для друга. Мы просто находились рядом, не отходя ни на шаг, не понимая толком, что делать в условиях внезапно обрушившейся на нас свободы. Иногда мы выходили из Большого Обезьянника и отправлялись на Тихую улицу в поисках скудного пропитания: часами простаивали в очередях за хлебом, ловя на себе взгляды бывших соседей, не без удовольствия отмечавших про себя наш жалкий вид. Иногда, когда мы уже подходили к голове очереди, нас почему-то отправляли обратно в хвост, иногда, когда мы снова оказывались впереди, провизия заканчивалась. Однажды молодой парень с выпученными рыбьими глазами подозвал нас к себе. На нем было новенькое платье и дорогая сабля на поясе.
– Ну что, померла наконец? – спросил он.
– Нет, Андре Валентен, – ответила я, ибо это был он. – Сегодня ей, пожалуй, даже получше.
– Тем хуже для нее. Где твои бумаги? Хочу еще раз на них взглянуть.
– Мы уже показывали, – ответила я. В те дни, выходя из дому, мы всегда имели при себе документы.
– Я хочу на них поглядеть. Я буду их проверять, когда пожелаю! Швейцарка! Знаешь, что мы делаем со швейцарцами? Мы арестовываем швейцарцев. И рубим им головы. Хотелось бы знать, много ли швейцарцев осталось еще в Париже. Наверное, очень мало, и их число все уменьшается.