– Ты должна делать все, что она просит.
– Я буду! Я буду стараться изо всех сил!
– Тебе нельзя разбивать посуду и перекладывать вещи на другие места.
– Я буду стараться!
– И еще она говорит, что ты вечно прячешься и шпионишь!
– Я не хотела. Они должны мне заплатить, Эдмон. Мне еще ни разу не заплатили.
– И не проси об этом, Мари. Не серди их.
– Постараюсь. Это не всегда легко.
– И ты не должна снимать с меня сорочку.
– Не буду, Эдмон, больше не буду.
– Ты прислуга!
Тут я промолчала.
– Ты прислуга, а я твой самый младший хозяин в доме.
Я молчу.
– Однажды я стану портным!
Молчу.
– Однажды я буду великим портным. А ты – прислуга!
– Ты поможешь мне? – спрашиваю.
– Да, я постараюсь.
– Я хочу остаться.
– Тогда ты должна хорошо себя вести.
Я работала. Я была прислугой. Лучшей, насколько могла. Я испарилась. Я изобрела гениальную систему исчезновения, с помощью которой могла так спрятаться, что внешне меня можно было принять за прежнюю девочку, а на самом деле я стала другой. Я засунула все свои мысли и чувства глубоко в себя, и там, внутри, они пребывали в полной безопасности, но внешне я вела себя как заводной механизм. Мою пружину заводили их указания и задания, которые я выполняла механически, но безупречно. Я притихла и безропотно играла роль служанки, чтобы иметь шанс жить в этом доме. Но оставаясь одна, когда все они были далеко, я вспоминала о себе настоящей и вновь превращалась в Мари. Которая никуда не делась.
Гражданин 2440 года
А сейчас я немного расскажу о больших событиях, имевших важное значение для Франции.
Потому что вдруг выяснилось, что я знакома с весьма знаменитыми людьми. Пока у нас в доме изготавливались и одевались восковые бюсты, в совершенно ином, как мне казалось, мире французский дофин женился на Марии-Антуанетте Австрийской. В Париже во время всенародных гуляний по случаю этой свадьбы не вовремя зажженный кем-то фейерверк вызвал панику, и в толпе были затоптаны насмерть сто тридцать три жителя Парижа, среди которых было немало женщин и детей. После фатальной давки Луи-Себастьян Мерсье был так взволнован и возмущен, что долго не мог успокоиться. Заполняя заметками свои записные книжки, он заметил, что через них красной нитью проходит одна тема – людских страданий. И в течение нескольких дней он никак не мог собраться с духом и пойти прогуляться по любимым улицам.
– Я теперь ненавижу этот город, Крошка, эту скотобойню, эту клоаку. Мы же самые обычные чудовища. На какие зверства мы способны!
Он долго беседовал с моим наставником и вдовой, пока та его со злобным выкриком не выгнала, и тогда он заглянул ко мне. Я его усадила, налила ему стакан вина из графина вдовы.