— Как вода? — спрашиваю.
— Нега, нектар. Как девушка. Искупались бы, ей-богу!
— Не могу. Не имею права.
— Ой, — застонал он, — ну и характер у вас неколебимый!
— А ведь вас ждут внизу, — заметил я, морщась.
— Лечу.
А сам продолжает стоять. Ждет чего-то. Из-за холма, снизу, лезет Сашка. Он тоже раздет и в парике.
— Ну как, Коляша, отсюда? Смотрится, впечатляет?
— А тебе-то зачем лезть туда? — ворчу я.
— Как это — зачем? Тоже хочу обратиться в христову веру. Язычество опостылело. Даешь христианство!
— Послушай, Сань…
— Что?
Мне вдруг хочется сказать ему что-то важное, но мешает Щечкин. Как-нибудь в другой раз, а сейчас я говорю ему:
— Ты уж, отец, проследи, пожалуйста, чтобы не очень перли на глубину. Там, правда, есть несколько водоплавающих милиционеров, но лучше, когда кто-нибудь свой.
— Буседелано!
Он отпил из бутылки глоток воды и побежал вниз. Щечкин за ним.
— Итак, скоро начнем.
— Вадим, у тебя все готово?
— Еще одну репетицийку — и можно портить пленку. И потом желательно, чтоб все что хозяйство двигалось покомпактнее.
— Это я им сейчас скажу, и репетицийку сделаем. Хочу попробовать одну штуку.
И вдруг за спиной гул машины. Оборачиваюсь — «Волга». В окне знакомая физиономия Степана Степаныча. Успел-таки! Теперь — выдержка. Выходит из машины, спешит ко мне.
— Я не даю разрешения на эту съемку! — кричит он еще издали.
— Поздно, дорогой. Теперь уж сидите и смотрите. Сейчас снимаем.
— Запомните, это ваш конец!
— Я знаю!
— Снимать-то будем? — кричит оператор с крана.
— Непременно! — кричу я. — И немедленно.
Эх, с богом! Только с каким? С христианским или еще покуда с языческим? Ору в мегафон:
— Товарищи! Будьте осторожны на воде! (Что-то я не то, не в духе язычества, совсем как радиослужба пляжа.) Просьба держаться компактно, но друг друга не толкать! Внимание!!
(Все замерло, — слышу, как ухает мое сердце). Приготовились! Камера!.. Начали!!!
Люди медленно двинулись. Почему-то их оказалось больше, чем на репетиции. Сачковали, не хотели лезть в воду. Немного заносит вправо.
— Левее! Левее!!!
Вот оно. Красотища! Прощание с язычеством. Да, я ведь хотел, чтобы часть людей двинулась вспять, противясь новой вере. Жаль, не успел прорепетировать целиком — помешал Степаныч. Первые бунтовщики-староверы… Как бы это их обозначить?.. А люди с берега все идут да идут. Даю команду:
— Передние! Бросились наза-ад!..
Что-то неладное с мегафоном. А, ч-черт, не работает! Во главе движения образовалось завихрение. Вот уже свалка. Размахивают руками. А задние напирают. Почему мне машет оператор? Тревожное предчувствие. Кричу: