— Стоп! Стоп!!!
Да что они, очумели? Идут и идут, тесня передних. По-видимому, задние не видят, что происходит впереди.
— Стоп! Остановитесь!.. Сто-оп!!!
Наконец, немного успокоились. Что это? В переднем ряду несколько человек держат кого-то на руках. Чье-то тело… Тело плывет над головами.
— Что случилось?! — истошно ору я в мегафон, а затем, швырнув его в сторону, лечу с горы вниз.
Расталкиваю толпу. Да песке лежит Сашка. По виску бежит кровь. Сашку пытаются откачать. Могучее тело его бесчувственно. Нет, нет, было бы слишком нелепо, чтоб именно он. Появляется Щечкин. Рассказывает взволнованно:
— Люди ничего не слышали, шли и шли в каком-то блаженстве. Мне палец отдавили. Вот. Он показал розовый, как картофелина-американка, большой палец левой ноги.
— А товарищ ваш останавливал их, — продолжал Щечкин. — Но оскользнулся и упал. Донце-то склизкое. А там уже, сами понимаете, стихия масс…
Подошли Степаныч с директором.
— Поехали, — сказал директор. — Он умер. Кровоизлияние…
Взгляд мой встретился с тяжелым, как мокрая тряпка, взглядом Степаныча.
— Вас ведь предупреждали!.. Предупреждали!..
Подскочил Щечкин и крепко сжал мне локоть: держитесь, мол.
— Идите вы, дорогой!.. — вяло попросил я его.
— Понимаю и не обижаюсь, — спокойно ответил он мне в спину.
Я лежу на тахте, повернувшись лицом к стене. В номере темно.
Кто виноват? Все. Сашка не шел на компромиссы. Сценарий ему зарубили, потому что он не шел на компромиссы. Он бы снимал и не лез бы в эту идиотскую массовку.
— Но в массовку его пустил ты сам!
Ага, внутренний следователь явился.
— Я не пускал! Есть свидетель — Щечкин. Я не пускал. Все меры предосторожности были приняты. Я даже напомнил ему тогда про «водоплавающих милиционеров». Шутил. Кстати, куда смотрела милиция? О, это вина милиции! Явная вина!
— Хорошо. Но не кажется ли тебе, что главной причиной явилось изменение команд?. Почему ты дал команду передним бежать назад? На репетиции этого не было.
— Стоп! Да, да! Это же главное. Этого ничем не объяснишь. Я и сам не помню, почему я вдруг приказал им бежать назад. Все! Пас! Берите меня, я ваш. Хотя, позвольте, какие команды? Кто слышал их? У меня же сломался мегафон! Никто не мог слышать моей команды. Никто! И была ли команда-то, может быть, команды… Какой вздор! Все было! И команда была. И мегафон жарил на всю железку. Вот, Сашундра, и подвел меня запрётный-то плод… Щечкинская жажда крамолы, кисленького… А что уж там кисленького? Ничего. Безответственность, говоришь?..
— Послушай, мне надоел твой скулеж. Я, может быть, сам все это. Взял да и утонул. Сам. В блаженстве, как говорит Щечкин.