— Профессор Барнард, вам не нужны подопытные? Я, знаете ли, попал в катастрофу… почти что автомобильную. Возьмите от меня какую-нибудь деталь из уцелевших. Авось пригодится. На сердце не рассчитывайте, на мозги тоже. Что-нибудь из периферии. Хочется продолжить свое существование в качестве селезенки. Барьер несовместимости? Ничего, я перепрыгну.
— Не скоморошествуйте!.. Какой я вам Барнард? Вы мне мешаете.
— «Вы мне мешаете у камыша идти…» Профессор, приживите мне сердце бесстрастное и упругое, как футбольный мяч.
— Ничего я вам приживлять не буду! Перебьетесь! А вот профессию вам надо будет придумать какую-нибудь другую, более меланхоличную.
— Шутите, профессор? А как же психотерапия? Это ведь не совсем согласуется с психотерапией. Как это — взять и заявить больному: вместо баритона будешь, товарищ, петь тенором, как в том анекдоте. Не по правилам. Я протестуй).
— Моя психотерапия — говорить больному правду.
— Господи, а если я попрошу у вас чуточку лжи, неужели не сжалитесь?
— Хорошо… Я подумаю. А анекдотец за вами.
— Только в обмен.
— В обмен на что?
— На психотерапию.
— Ради бога. Как это говорится: бери мое добро и горе-злосчастье в придачу.
Он ушел. А меня опять уложили в постель. И вскоре я уснул. И снова мне приснился этот тип в потрепанном пиджаке, с гитарой. Он сел возле моей кровати, сочувственно покачал головой. Потом, осмотрев все микстуры на столике, спросил строго:
— Выпить ничего не найдется?
Я развел руками: рад бы, мол.
— Ты что, Горе-Злосчастье? — спросил я. — Вместо сиделки?
Он кивнул. Выходит, это доктор подсунул мне его. Психотерапия.
— Послушай, ты ведь уже был у меня?.. Ведь я же сбыл тебя однажды… кому-то.
— Саше. Саше сбыл, — хрипло пояснило Горе. — В кабинете у Ступина. Но Сашка утонул-, а я выплыл, спасся.
— И снова ко мне? Что, очень плохи мои дела?
Он кивнул.
— А может, обойдется? Нет, послушай, ты вправду Горе-Злосчастье? То самое? Лыком подпоясанное?.. А где же твое лыко? Где?
Мне стало вдруг страшновато.
— А лыка-то нет! — закричал я. — Уберите его! Это самозванец!
Подбежали санитары, схватили Горе подмышки. А Горе запело, загорланило своим хриплым голосом абракадабру:
— Да, мы не битлзы и не мимы,
Пройдем, неузнанные, мимо,
А вы валяйте, наворачивайте, сыпьте!
— Фаля! — закричал я. — Я узнал тебя! Фаля, вернись! Я понимаю, ты пришел сюда инкогнито, чтобы не вызывать подозрений… Фаля, прости!..
Но они выволокли его из палаты, и он орал уже в коридоре.
А потом за мной пришли, чтобы везти в операционную.
И вот я лежу на операционном столе, и предупредительный ординатор с услужливостью официанта спрашивает: