– С тобой все будет хорошо, любимый, – успокаивала она его с уверенностью, которой сама не ощущала.
Царевна нежно обняла фараона, поцеловала в покрытую пылью и запекшейся кровью макушку и снова взялась за вожжи.
Час спустя она отдала остатки воды Неферу и лошадям, не выпив сама ни капли. Затем приподнялась, насколько смогла, на бортике колесницы и обвела взглядом известковые и сланцевые холмы, очертания которых подрагивали в жарком мареве. Было ясно, что она заблудилась. «Быть может, я излишне приняла к востоку?» – спрашивала она себя, бросая взгляд на солнце и пытаясь рассчитать угол его подъема над горизонтом. Внизу зашевелился и застонал Нефер; придав лицу бодрое выражение, девушка улыбнулась:
– Уже совсем близко, сердце мое. За следующим гребнем откроется река.
Она поправила подложенную ему под голову овчину, подобрала поводья и собралась с духом. И внезапно ощутила, как велика ее усталость: каждая мышца тела ныла, глаза были сухими и воспаленными от яркого солнца и пыли. Усилием воли царевна заставила себя и упряжку двинуться дальше.
Вскоре лошади стали выказывать признаки утомления. Они остановились, шкуры их покрывал пот, белой соленой пленкой высыхающий на крупах. Девушка пыталась гнать их дальше, но кони не подчинялись. Поэтому она сошла с повозки, взяла пару под уздцы и повела дальше. Минтака сама валилась с ног, но вскоре обнаружила колею, оставленную колесницей в песчаном грунте долины, и приободрилась.
– Следы уходят на запад, – прошептала она растрескавшимися и распухшими губами. – Они приведут нас обратно к реке.
Некоторое время она шла по колее, пока не остановилась в недоумении, обнаружив отпечатки собственных ног. Не сразу до нее дошло, что она ходила по кругу по своим же следам.
Тут отчаяние наконец овладело ею. Минтака опустилась на колени, беспомощная и растерянная.
– Прости, любимый, – прошептала она, обращаясь к лежащему без сознания Неферу. – Я подвела тебя.
Она убрала упавшие ему на лицо спутанные пряди. Потом глянула на вершину невысокого холма на востоке и заморгала. Затрясла головой, проверяя, не кажется ли ей, отвела страдающие от рези глаза в сторону, давая им отдохнуть, потом снова посмотрела на холм. И ощутила, как бодрость снова возвращается к ней, хотя не была уверена, что перед нею не видение.
На гребне возвышающегося над колесницей холма обрисовывалась на фоне неба худая фигура человека, опирающегося на длинный шест. Волосы мужчины напоминали серебристое облако, а горячий ветер пустыни трепал юбку вокруг тонких, как у цапли, ног. Он смотрел прямо на молодых людей.