Даже священные черные петушки при храме отказались клевать пораженные внутренности жертвы. Жрецы бросили мерзкую массу в очаг, непрерывно горевший с незапамятных времен, но огонь, вместо того чтобы пожрать потроха, был сам задушен ими. Знамение было хуже некуда, но верховный жрец велел закопать внутренности и разжечь огонь заново.
– Даже не припомню такого дурного предвестия, – сказал он своим собратьям. – Посылаемый Хапи знак предвещает ужасное событие, войну или кончину фараона. Всю эту ночь мы будем молиться, чтобы фараон Нефер-Сети оправился от ран.
На речном берегу Трок поставил для царской семьи шатер из ярких красных, желтых и зеленых полотнищ. Целые туши быков жарились над ямами, полными раскаленных углей, тогда как амфоры с лучшим вином охлаждались в речных водах. Сгибаясь под их весом, рабы таскали их к столу, по мере того как Апепи и другие пирующие требовали снова наполнить кубки.
С каждой опрокинутой чашей настроение царя улучшалось, и вскоре он уже подбивал сыновей распевать вместе с ним непристойные песенки. Иные были настолько похабными, что Минтака, сославшись на усталость и головную боль, удалилась вместе с рабынями на царскую барку, пришвартованную у берега. Она попыталась увести за собой и младшего брата Кьяна, но вмешался отец. Доброе вино помогло ему забыть о неблагоприятном исходе гаданий в храме.
– Оставь парня с нами, маленькая вертихвостка! Пусть приучается ценить хорошую музыку.
В приливе родительской любви он притянул мальчика к себе и сунул ему под нос чашу.
– Глотни-ка, наследничек. Это поможет тебе распевать веселей.
Кьян восхищался отцом, и такое выражение товарищества на глазах у всех наполнило его гордостью и самодовольством. Наконец-то папа стал обращаться с ним как со взрослым мужчиной и воином. Едва не поперхнувшись, он все-таки осушил чашу, и все общество во главе с Троком шумно приветствовало его, как если бы он сразил в битве первого своего врага.
Минтака застыла в неуверенности. Она питала к младшему брату почти материнские чувства, но поняла, что доводы рассудка отца сейчас не убедят. С подчеркнутым достоинством царевна повела служанок за собой к реке, и под хмельной гвалт пирующих они поднялись на барку.
Лежа на матрасе, девушка внимала звукам застолья. Она старалась уснуть, но ум ее был занят мыслями о Нефере. Чувство утраты, которое она гнала прочь весь день, вернулось, как и беспокойство из-за ран суженого. Вопреки всем усилиям сдержаться, слезы потекли у нее по щекам. Чтобы заглушить рыдания, Минтака уткнулась в подушку.