Наконец она провалилась в тягостный, без сновидений, сон, от которого с трудом очнулась. Вино за столом она только пригубила, но чувствовала себя как одурманенная, и голова болела. Она недоумевала, что разбудило ее. Снаружи донеслись хмельные голоса, барка накренилась под весом забравшихся на борт мужчин. Раздавались смех и гомон, по палубе у нее над головой топали. Судя по обрывистым восклицаниям, на корабль принесли ее отца и братьев.
Напиваться до бесчувствия не было чем-то необычным в семье, но девушка переживала за юного Кьяна. Она заставила себя встать и одеться, но чувствовала странную вялость и отупение. Качаясь, она выбралась на палубу.
Первым ей встретился Трок, командовавший людьми, что тащили ее отца. Чтобы перенести его могучее распластанное тело, потребовались усилия шестерых мужчин. Со старшими братьями дела обстояли не лучше. Минтака злилась и стыдилась их.
Затем увидела корабельщика, несшего Кьяна, и бросилась навстречу. Вот они и до Кьяна добрались, подумалось ей с досадой. И не остановятся, пока не сделают из него такого же пьяницу.
Она велела положить мальчика на тюфяк в отцовской каюте, раздела брата и влила ему в рот несколько капель травяного настоя, чтобы привести в чувство. То было помогавшее от всех болезней снадобье, которое дал ей Таита, и оно вроде как подействовало. Кьян пробормотал что-то и открыл глаза, после чего погрузился в крепкий естественный сон.
– Надеюсь, он извлечет из этого урок, – проговорила девушка.
Больше она ничем не могла ему помочь, только дать проспаться. Царевна и сама ощущала сонливость, а головная боль стала невыносимой. Она вернулась в свою каморку и, не удосужившись раздеться, повалилась на матрас. Почти сразу она уснула.
Проснувшись, царевна была уверена, что видит кошмар: раздавались крики, в горле саднило от дыма. Еще не пробудившись до конца, девушка обнаружила, что ее вытащили из постели, завернули в одеяло и подняли на палубу. Она попыталась выбраться, но оказалась беспомощна, как младенец, в могучих руках.
Тьму безлунной ночи разгоняло ревущее пламя. Оно вырывалось из открытого люка царской барки и демоническим вихрем карабкалось вверх по мачтам и снастям. Никогда прежде не доводилось девушке видеть, как пожар пожирает деревянное судно, и теперь она была поражена яростью огня.
Долго смотреть ей не дали, поскольку подняли и быстро спустили с палубы в поджидающую у борта фелуку. Сознание лавиной вернулось к ней, и девушка снова начала барахтаться и закричала:
– Мой отец! Мои братья! Кьян! Что с ними?
Фелука вышла на стрежень, царевна боролась изо всех сил, но придавившие ее к палубе руки не знали пощады. Ей удалось извернуться и увидеть лицо удерживавшего ее человека.