— Будет тебе на Семена, он бугай безблагодарный — ему не настачишься, — недовольно бубнила старуха. — Свое дело затевай… Вон в Черноречке зерно задарма отдают, бездорожье приспичило. Смотался б туда, в город бы свез…
— Вы, мамань, не подбивайте меня на зерно, грошовое покуда дело… Тут момент угадать надо… Нонче курпей идет, овчины, шкуры. Армия наша растет, вон Терско-Дагестанское правительство нонче добровольческие сотни формирует на жалованье, да из туземцев задумано армию набирать — чем их одевать, обувать? Вот тут я им и на папахи, и на сапоги приберегу… Дела тысячные ворочать можно, — жадно захлебываясь, шептал Мишка.
— Иде ж они у тебя, те тысячи, чтоб ворочать ими? — плаксиво говорила Савичиха. Мишка коротко, давясь воздухом, хихикал:
— Надысь в Змейку еду — интендантский один, знакомец по полку, масла да спирт обещался достать… Огребусь с того дела — хватит и на другие. А завтра макушовский фураж повезу до городу — и тут, думаю, не опростоволосюсь…
"Ишь, хозяин! Лютей да лютей делается, жадюга. Глядишь, и вальцовку, как Макушов, отгрохает, — думала Лиза, не то осуждая, не то завидуя. — Умеют же люди. Богатеют. Взять вон тех Анисьиных да Бабенковых, да и Анохиных… Захудалые казачишки были, а за войну вон как поднялись… Заваруха — самое время для людей, которые пооборотистей. Один мой Василь не завистный какой-то, все б ему об людях да об людах…"
Как-то, вернувшись из церкви с субботней вечерни, Лиза застала в хате гостя — Евтея Поповича. Василий был заметно оживлен; он бросил работу в мастерской и даже чистый бешмет одел.
— Лизавета! — сказал он с такой непривычной для нее лаской в голосе, что Лиза обмерла. — Смастери-ка нам яишню да огурчиков к араке принеси. Евтей, вишь, на базаре в городе был, новостей привез. Посидим мы трошки.
Лиза с готовностью кинулась из хаты и только во дворе спохватилась: яйца-то в общем амбаре, огурцы в подвале, а ключи в большой хате, в боковушке, за печью висят.
Вечер был морозный, звездный, снег звонко скрипел под ногами. Со двора в "большой хате" огня не было видно. "Улеглась, кажись, карга; девки на посиделках гуляют, Михайла в городе, — прикидывала в уме Лиза. — Возьму ключи натихую… А, может, к Аношихе сбегать, призанять?.. Да ну ее! Раззвонит потом всему свету… Попытаю свои…"
Лиза бесшумно взошла на крыльцо, беззвучно открыла дверь в сени и проскользнула в боковушку. И тут замерла в страхе: в хате не только не спали, но, кажется, еще и выпивали. Из горницы через приоткрытую дверь вырывался яркий свет лампы-десятилинейки и доносились голоса Михайлы — стало быть, недавно вернулся — и Макушова. Прислуживала им за столом сама Савичиха.