— Эх, как ХОРОШО!!!
Птички чирикают, мушки жужжат, ветерок — приятно так обдувает… Жизнь снова заиграла для меня, всеми её — непередаваемыми словами простого смертного, красками.
Кукушка в лесу кукует, как метроном отчитывая — сколько мне… Отнюдь не лет — месяцев, жить осталось. Тьфу ты, блин… Всё настроение испортила, подлая!
Два «Высочайших» поезда, по десять[8] вагонов тёмно-синего цвета, с золотой полосой по линии подоконников и золочёнными орлами над каждым окном — на которых, Верховный Главнокомандующий со Свитой прибыл позавчера из столицы в Могилев, стоят в небольшом — но густом и красивом сосновом лесу, на специально для этого выстроенной железнодорожной ветке. Неподалеку виднелся приличных размеров особняк — чьё-то поместье или загородная дача. Видимо, предполагалось — что «основательно», я расположусь там… Ладно, поживём — увидим, может и «расположимся».
На перроне, вокруг вагонов поезда и между ними, рабочая суета… Офицеры, казаки, солдаты — ходят, бегают… Что-то делают. Естественно, проходя мимо, «отдают мне честь». Отвечаю им лёгким кивком головы: взаимно «козырять» младшим по званию, кажется здесь не принято…
Слева и справа вдоль жэдэ пути, замечаю рассыпанную в цепь охрану своей августейшей особы, железобетонно — присутствует она и в лесу… Короче, не только не приступишься без наличия пулемётов и лёгкой артиллерии — но и, не сбежишь просто так.
Навстречу мне идёт генерал… Ээээ… Мундир несколько отличается от армейских… Ээээ… Кажись, это — жандармский генерал. Тогда, им может быть никто иной — как Спиридович[9], главный мой охранник. Или, не главный? Если честно, структура охраны Императора настолько запутанная и сложная, что я — человек с двумя образованиями, читая про неё «там» — ничего не понял.
— Доброе утро, Ваше Императорское Величество!
Тоже пижонские усики, подкрученные вверх… Мода у них у всех, в это время такая.
— Доброе утро, господин генерал!
Буквально пара дежурных фраз, причём — Спиридович изумлённо приподнял бровь и глянул на меня, как на какое-то диво чудное, африканское… Должно быть, мой «русский» чем-то отличается от их русского. Чем конкретно, я понять не могу — чем-то, для меня «неуловимым».
Как привык в таких случаях, играю на опережение — спрашиваю, прямо «в лоб»:
— Как Вы считаете, господин генерал: почему мы проигрываем революционерам? Только всю правду или вообще молчите — дежурная ложь мне уже надоела.
Два состояния одновременно — предельное изумление и глубокая задумчивость, отразилась на жандармском челе. Несколько придя в себя, он довольно уклончиво ответил: